По сути, Вэньань был идеальным местом для торговли отходами пластика: близко, но не слишком к Пекину и Тяньцзиню – двум крупным мегаполисам с множеством потребителей и множеством фабрик, нуждавшихся в дешевом сырье. Более того, традиционные занятия сельским хозяйством уходили в прошлое, поскольку некогда обильные реки и колодцы иссякали из-за безудержной неконтролируемой нефтедобычи. Земли хватало, людей, отчаянно нуждавшихся в деньгах, чтобы возместить средства, потерянные с гибелью их полей, тоже. Когда я слышу подобные истории, я не могу не задаться вопросом: какая часть пластика, перерабатываемого в Вэньане, изготовлена из нефти Вэньаня? Все ли старые пластиковые мешки, парящие над улицами, – призраки того топлива, которое когда-то лежало под землей?
После ланча мы с Джошем уезжаем из центра Вэньаня на фабрику по переработке пластика с двумя представителями одного из крупнейших перерабатывающих предприятий в уезде. Пыль, грязь и летающий мусор центра уступают место полям и рощам фруктовых деревьев, за которые прославляли Вэньань. Однако сельскохозяйственная идиллия продолжается недолго: слева возникает огороженный забором грязно-коричневый двор, повсюду разбросаны тюки пластика величиной со стол. Пакеты крутятся, ввинчиваясь в горячий летний воздух, летят над полями, пока не зацепятся за жесткую мертвую траву. За забором два человека сидят на корточках над разломанным пластиковым автомобильным бампером, выбирая мусор из его углублений, а еще один пропускает бамперы через измельчитель. Прочий мусор, прилипший к бамперу, – тоже пластик, и его тоже рассортируют и утилизируют. В Соединенных Штатах ни одна перерабатывающая компания не может позволить себе платить за такую работу, поскольку стоимость пластика слишком низка. Но даже будь это дело рентабельно, появляется еще одна проблема: пластмассы, которые можно изготовить из переработанных оберток и прочих дешевых пластиков, не соответствуют стандартам качества американских, европейских или японских производителей. Их будут использовать только китайцы, и то в качестве крайнего средства.
Пока наш автомобиль подпрыгивает по дороге, один из представителей компании рассказывает нам, что большинство предприятий по переработке пластика в Вэньане расположены в 40–50 деревушках, разбросанных по сельскохозяйственному уезду, части которого плохо связаны между собой. По словам работника компании, маленькая свалка, оставшаяся позади, принадлежит одной деревне; ходят слухи, будто там из отвратительной смеси, включающей пластики промышленного использования, производятся пластиковые пакеты, которые продаются как безопасная пищевая упаковка. Пока представители компании смеются над этим, Джош оборачивается на меня – а затем сочувственно присоединяется.
Мы переезжаем мост через заросшую водорослями речку и попадаем в более тесный и более пыльный вариант улиц центрального Вэньаня. Однако в отличие от тех улиц на здешних полно полуголых, часто босых детей. Они носятся и играют среди грузовиков с листами гофрированных пластиковых коробок, старыми пластмассовыми бочками и гигантскими застывшими лужами пластика, который накапал на заводские полы, а потом в контейнерах отправился в Вэньань. Эти лужи похожи на окаменевшие лепешки коровьего навоза.
В этой деревеньке нет рынков, ресторанов или даже торгового оборудования. Здесь только самодельные склады, столбы заборов, покрытые корой, а открытые площадки забиты бамперами, грудами пластиковых бочек и штабелями пластиковых ящиков. Наш водитель поворачивает к угловому складу, исписанному телефонными номерами, и останавливается у маленькой конторы рядом с сияющим черным BMW. Удивительно, но в деревне тихо – почти как на лоне дикой природы. Далекое механическое гудение не навязчивей пения птиц.
Когда мы выходим из машины, нас встречает 50-летний владелец предприятия по переработке пластика, которое мы хотим посетить. Я буду называть его господином Ху. Под серым рабочим комбинезоном у него на запястье «Ролекс»; его работники одеты в шорты, иногда – в рубашки. Он вальяжный и упитанный; они тщедушные и пучеглазые. По ту сторону грязной улицы рабочие запустили маленький измельчитель, чтобы превратить в обрезки пластмассовые корзины для фруктов, которые господин Ху импортирует из Таиланда.
Господин Ху говорит нам, что занимается переработкой отходов уже 20 лет, но этой фабрике всего семь. Ему принадлежит 90 % прав, а остальные 10 % – «инвесторам» (под этим эвфемизмом часто скрываются местные власти). Он ведет нас в открытый двор, где пятеро работников (трое из них – голые по пояс подростки) подбирают мусор из кучи непонятных, частично измельченных кусков пластмассы, импортированной из Соединенных Штатов. Я спрашиваю, чем это было до измельчения, и господин Ху пожимает плечами: «Может, ящиком. Может, деталями автомобиля».
Пока мы разговариваем, нарезанный пластик высыпают в металлические ванны с каустическим чистящим средством и моют, пропуская через металлические сита. Затем выкладывают для сушки на брезент. Оставшийся мусор с чистящей жидкостью собирают и либо перепродают, либо выбрасывают в яму на краю города. Может, я что-то не заметил или приехал не в тот день, но здесь не используют защитного снаряжения – ни респираторов, ни касок, ни защитных ботинок со стальными носками; большинство – включая господина Ху – носит сандалии.
Мы переглядываемся с Джошем: это очень плохо.
– Сегодня у нас работает только один экструдер, – сообщает господин Ху. – Вот здесь.
Мы заходим в светлое помещение длиной метров в 12 и шириной вдвое меньше. Пахнет чем-то современным и химическим. В центре стоит устройство длиной примерно в половину комнаты. У одного конца рабочий высыпает обрезки в воронку размером со стол; здесь они медленно расплавляются. Я вижу, как ему в лицо пышет жаром, – пары от расплавленного пластика. Тем временем пластмасса капает в трубу длиной 3 метра и в итоге превращается в серую лапшу: 15 колбасок толщиной с карандаш. Принцип работы не отличается от аппарата, выпускающего спагетти. Только пластиковые колбаски режут на гранулы длиной в полсантиметра и упаковывают в мешки для отправки производителям.
На фабрике господина Ху условия лучше, чем на большинстве предприятий Вэньаня, – во всяком случае, по словам самого господина Ху. Да, конечно, рабочий стоит над машиной и вдыхает удушающие химические пары. Но, по словам господина Ху, компания предприняла ряд существенных мер для улучшения ситуации. «Раньше мы платили парню на экструдере больше. Но потом мы улучшили вентиляцию», – он кивает на открытые двери и открытые окна над мастерской. Сейчас рабочий получает столько же, сколько бедняги, без защитных перчаток моющие нарезанный пластик в химикатах.
Господин Ху приглашает нас в свой офис и предлагает сесть за большой деревянный стол. Позади нас работает его жена, сын играет на компьютере в какую-то игру. Господин Ху наливает чай и говорит нам, что среди покупателей его переработанного пластика – две компании из списка Fortune «Global 500», одна из них также входит в список самых уважаемых компаний Fortune. Другая компания снабдила господина Ху сертификатом соответствия RoHS (Директиве, ограничивающей содержание вредных веществ), то есть промышленному стандарту, устанавливающему правила безопасности людей и защиты окружающей среды. Для подтверждения господин Ху предъявляет бумажный документ. Я с удивлением узнаю, что телефон в моем кармане был изготовлен одним из производителей, указанных в этом документе. Я достаю его и спрашиваю:
