Джек ведет нас с Дэвидом вниз по лестнице на влажный пол завода, где указывает на бункер, наполненный конечным продуктом: масса проводов, дробленой меди, фрагментов красного, серого и серебристого металла, крохотных кусочков шестеренок, кронштейнов и других деталей, в которой нет ни резины, ни пластика. Этот контейнер взвешивается, полученное число сообщается клиенту, приславшему материал, и клиент получает соответствующие деньги. Теперь контейнер принадлежит компании Huron Valley, и уже она выясняет, как нужно утилизировать смешанные металлы.
Один метод элементарен: просто отправить в Азию, и пусть кто-нибудь вручную разделяет их на чистые металлы, которые можно отправлять в печь.
«Китайцы купили бы это вмиг, – говорит мне Джек. – Им такое нравится». Он прав: за последние 15 лет китайские компании вроде Sigma ежегодно импортировали миллионы килограммов подобных смешанных металлов, вручную сортировали их с помощью дешевой рабочей силы и продавали очищенный металл производителям в Китае и по всей Азии.
Но экспорт – не всегда самое выгодное дело, особенно если у вас есть технология, способная конкурировать с ручными сортировщиками. В конце концов, в Детройте и по всей Северной Америке производители хотели бы получить в свои руки высококачественный алюминиевый лом для изготовления самых разных товаров – от деталей автомобилей до проволоки. Если у американской утилизационной компании есть возможности отделить алюминий от других металлов – а у Huron Valley они есть – эта компания обладает готовой прибыльной клиентской базой в Северной Америке. Huron Valley не обязательно будущее утилизации: они десятилетиями используют одну технологию сортировки; однако они предлагают определенную модель (хотя и запатентованную, и капиталоемкую) для тех, кто хотел бы найти альтернативу большому количеству рабочей силы.
Мы втроем следуем за погрузчиком, наполненным смесью металлов, к установке с тяжелыми средами, где алюминий отделяется от других металлов. Здесь теснее и темнее; тесноту и легкое ощущение клаустрофобии в помещении обеспечивают многочисленные желоба, лестницы и устройства вихревых токов. По ушам бьет стук и лязг ударов металла о металл; в костях отдается низкое гудение машин, создающих вихревые токи. Это тоже флотационная установка, но тут всплывает не мусор над металлом, а легкий алюминий над более тяжелыми металлами (включая медь, латунь, цинк и нержавеющую сталь). Когда мы останавливаемся на мостках, я вижу серые фрагменты алюминия, буквально плывущие в пенной воде, а внизу остаются тяжелые металлы, или – как их называют в компании Huron Valley – «тяжести».
Но это только начало сложного процесса. Я смотрю вверх: конвейер быстро поднимается, неся на поверхности мокрые фрагменты металла; смотрю направо – там еще больше конвейеров, еще больше водных каналов, движение по которым похоже на оживленную развязку в Лос-Анджелесе. За ними находятся кожухи размером с автомобиль, скрывающие системы создания вихревых токов, они не только отделяют мусор от металла, но и благодаря тщательной настройке играют важную роль в разделении разных металлов. Используемый принцип понятен: магнитное поле выбрасывает разные виды и размеры металлов на разные расстояния. Вот условный (хотя и несколько вычурный) пример: если вы разместите контейнеры на правильных расстояниях от источника токов, то вы сможете собирать, скажем, фрагменты алюминия размером меньше 20 мм и кусочки нержавеющей стали размером больше 40 мм.
Но на самом деле вихревые токи далеко не самое интересное в здешнем оборудовании.
Дэвид подводит меня к металлическому контейнеру метровой высоты, расположенному точно под камерой размером с ванную комнату, которую он именует «башней для монет». С этой башни в контейнер с большой скоростью летят круглые предметы: интервалы между падениями нерегулярны и меньше секунды. Я подхожу поближе, но Джек трогает мое плечо и просит быть поосторожнее: «Вы же не хотите получить в глаз».
Я осторожно наклоняюсь: в контейнере на четверть высоты насыпаны американские квотеры, даймы, никели и центы
[106]. Рядом с наполняющимся контейнером стоит еще один, уже полный монет, выпавших из карманов американцев, занятых более важными делами, нежели беспокойство о мелочи. По словам Джека, средний американский автомобиль, пущенный на разделку, содержит $1,65 мелочи. Если он прав – а, исходя из увиденного мною, в это вполне можно поверить – то 14 млн автомобилей, утилизируемых в Соединенных Штатах в удачный год (удачный как минимум для перерабатывающих предприятий), содержат в себе $20 млн наличными, которые ожидают возврата в обращение. По понятным причинам Huron Valley не заинтересована в раскрытии точных цифр – сколько денег они получают из американских автомобилей (компания заключила соглашение с Минфином США: она возвращает деньги за определенный процент номинальной стоимости). Однако, как отмечает Дэвид, система возврата монет «себя окупила».
Мне приходит в голову, что Huron Valley занялась самым блестящим бизнесом: ее продуктом являются сами деньги! То есть вместо изготовления товара, который нужно продавать за деньги, Huron Valley просто получает деньги!
Я поднимаюсь к башне для монет, желая разобраться, каким же способом осуществляется такое прибыльное занятие, и буквально смеюсь от восторга – однако компания предпочитает и этот процесс отнести к тем вещам, которые не стоит описывать. Достаточно сказать, что они располагают возможностью идентифицировать объекты, на покрытом мусором конвейере похожие на монеты, а затем выстреливать их с конвейера с помощью точно направленных воздушных импульсов. За все годы, посвященные мной металлолому, не видел ничего, на что было бы настолько же приятно смотреть.
Тем не менее, несмотря на невероятную точность и очевидную прибыльность, выделение из мусора монет – побочный бизнес по сравнению с главной целью установки, использующей тяжелые среды: отделить алюминий от тяжелых металлов. Джек и Дэвид выводят меня из влажного помещения в открытое пространство между складами, где у одной стены внушительный серый сугроб из металлических фрагментов возвышается, наверное, метра на три. Отдельные фрагменты имеют размер с навесной замок, а их расплющенные формы разнообразны так же, как снежинки в метели.
– Это Твитч, – говорит мне Джек.
Твитч.
По спецификациям ISRI кодовым словом Twitch обозначают измельченный алюминий, который отделили на флотационной установке типа той, что применяет Huron Valley. В нем должно быть 95 % алюминия (и алюминиевых сплавов), и, когда я пинаю его, это выглядит похоже на правду. Однако, по словам Дэвида, Твитч компании Huron Valley на самом деле приближается к невероятным 99 % алюминия. Разница между 95 и 99 % может показаться незначительной, но в индустрии металлов она колоссальна. В итоге получается использовать алюминий компании Huron Valley в гораздо большем диапазоне, и – еще важнее – компания может устанавливать более высокую цену на свой продукт.
Ботинком со стальным носком я переворачиваю по полу несколько легких осколков. Скоро (возможно, даже сегодня) их погрузят на грузовик и отвезут на 30 км севернее – к печам компании в Ривер Руж, недалеко от места Отдела реинкарнации Генри Форда. Там их переплавят в новый алюминий, и его Huron Valley будет продавать компаниям по всей Северной Америке, включая автопроизводителей. В кратчайшие сроки (меньше чем за неделю) весь Твитч – собранный в Америке и переработанный в Америке – преобразуется в двигатели, трансмиссии, колеса и прочие необходимые детали американской автомобильной промышленности.
