Примерно в 16:30 собрание в переговорном зале 12 завершилось. Ничего не было решено – как минимум внешне – несмотря на часы бесконечных объяснений, прерываемых сердитыми тирадами, которые часто превышали лингвистические возможности затравленных переводчиков. К концу ситуация ухудшилась: китайцы и иностранцы говорили так быстро и так много, что их могли понять только участники, знавшие соответствующие языки. Переводчики ничего не могли поделать. Однако суть понимали обе стороны: иностранцы хотели получить свои деньги, а китайцы желали пересмотреть условия. В итоге – никакой выгоды и потерянный день. Помочь могло лишь время.
Всего годом ранее мировая торговля металлоломом была рынком продавцов. Любой, кто давал за него выше других, считался честным деловым партнером. Масштаб спроса и конкуренция позволяли американским и европейским поставщикам металлолома выбирать клиентов из сотен покупателей. Случалось даже, что некоторые из самых прагматичных китайцев заменяли своих торговых представителей молодыми привлекательными девушками, готовыми любезно разделить постель с клиентами за пару лишних контейнеров алюминия.
Я вышел в пустой коридор и сел на скамейку с бархатной обивкой. Рядом китаец с гонконгским акцентом тихонько разговаривал с двумя европейскими бизнесменами. Судя по тому, что я слышал, торговец из Гонконга хотел купить те брошенные контейнеры, которые заказчики бизнесменов оставили в порту. Его предложение не вызывало у них дикого восторга, но ничего другого никто европейцам не предлагал. В конце концов, лучше потерять много, но не все. Однако гонконгские покупатели не занимались благотворительностью, они понимали: рано или поздно американские потребители начнут снова покупать – и снова выбрасывать отходы! – и китайцы, успевшие купить металлолом сейчас, смогут позже продать его дороже. А дальше – полный цикл: отправить американцам новые товары, и уже их будут покупать и выбрасывать. Ну а если американская экономика еще не восстановится, что ж, китайская развивается, и множество потребителей нового среднего класса интересуются покупкой автомобилей, персональных компьютеров и айподов, изготовленных из американского вторсырья.
Казалось, китайцы в большей степени, нежели американцы и европейцы, осознавали, что торговля ломом остановилась временно. Американцы, несмотря на озлобленность по поводу нарушенных договоров, снова начнут торговать с Китаем, хотят они того или нет. «В Америке сейчас нет производства, – фыркнул бизнесмен Джеймс Ли, мой давний друг, который познакомил меня с компанией Sigma и который сам владеет базами металлолома в Китае и США. – Поэтому американцам придется продавать кому-то свой лом. И когда экономический кризис закончится, крупнейшим покупателем снова станет Китай».
В 2012 году США экспортировали более 46 млн метрических тонн металлолома, бумаги, резины и пластмассы в 160 стран по всему миру. По американской статистике, стоимость такого экспорта составляла $39,2 млрд. Но величина почти наверняка занижена и не учитывает вторсырье, ввозимое контрабандой в обход налогов и регулирования. Однако настоящая цифра не так уж важна, поскольку рост экспорта лома из США и других богатых развитых стран был экспоненциальным с 1990-х годов – с начала развития китайской экономики, а в случае алюминиевого лома между 2000 и 2011 годами объем вырос более чем на 900 %.
Лично я ощутил спрос, когда в начале 2000-х годов начал посещать китайские конференции, посвященные металлолому, подобные тем, что организует CMRA. Эти мероприятия обычно привлекают несколько сотен китайских торговцев и утилизаторов лома, вряд ли заинтересованных в докладах о государственной политике в отношении импорта лома. Скорее им интересно встретиться и договориться с относительно небольшой группой зарубежных экспортеров, посетивших такие собрания для налаживания связей. Вообще говоря, экспортеров трудно не заметить: белые пузатые мужчины среднего возраста посреди сотен китайцев. Я не пузат и не среднего возраста, но тоже белый, и поэтому на каждой конференции мне неизбежно приходилось взаимодействовать с импортерами с визитками и брошюрами в руках и с предложениями: «Можно получить вашу визитку? Мне интересны Береза/Утес
[111]».
Для журналиста такое общение имело свои преимущества. Многие из предпринимателей стремились попасть на страницы журналов, для которых я работал, а я искал источники информации. Но после нескольких лет работы я уже пресытился подобным вниманием. Поэтому на конференции 2006 года я попросил одного китайского приятеля дописать внизу на моем бейджике с именем фразу «У меня нет металлолома» – в надежде сэкономить время и снизить раздражение и у меня, и у торговцев.
Это не сработало.
Глава 14
Кантон
Осень 2011 года. Джонсон Цзэн двигается по автомагистрали 77, идущей на юг через Западную Виргинию, со скоростью, ровно на пять миль в час превышающей разрешенную. Мимо нас едут грузовые машины, мимо нас едут легковые машины, однако Джонсон строго выдерживает взятый темп. Сегодня он проехал с такой скоростью из Цинциннати в Кантон (штат Огайо), а сейчас направляется в сторону Каролин. Так он водит машину всегда. Внезапно у него возникает вопрос:
– Почему Гуанчжоу называют Кантоном?
Я не ожидал этого.
Исторически «Кантон» – это англизированное слово «Гуанчжоу», столицы родной для Джонсона провинции Гуандун
[112]. Аналогично кантонский язык – англизированное название языка, на котором говорят в этом регионе. Вместо ответа я спрашиваю о другом:
– Интересно, называют ли себя люди в Кантоне кантонцами?
– Нет, – отвечает он, качая головой, с оттенком гордости за свою провинцию. – Гуандунцами.
Несмотря на свое канадское гражданство и странствия по миру, Джонсон точно знает, что он – кантонец, и вовсе не из города Кантон в Огайо, где мы сегодня были.
На самом деле ни один из нас не испытывает особо теплых чувств к огайской версии Кантона. Ранее в тот же день у Джонсона была назначена встреча там на какой-то базе металлолома, и мы потратили четыре часа (а могли бы уже оказаться в Северной Каролине!) только для того, чтобы обнаружить: управляющий уже продал за день до того весь металлолом, предназначенный на экспорт.
– Владельцам и менеджерам следовало бы позвонить и сказать, что сырья уже нет, – сообщает мне Джонсон в редком приступе разочарования. Затем он делает паузу и меняет мнение: – Но они заняты. Я бы тоже так делал. Рынок продавца.
Уже середина дня, и нам ехать еще минимум шесть часов, прежде чем мы окажемся в Стейтсвилле (Северная Каролина), где у нас завтра назначена встреча.
– Обычный день для китайского торговца, – вздыхает Джонсон. – Ехать долго, отдачи никакой.
