— Если это не так, то что ты здесь делаешь? — спросил Струп у Прилипалы.
Кабачок снова постучал по столу:
— Вот кто мы такие. Теперь вы понимаете?
Тогда ты посмотрела на меня, дорогая Крапива, приглашая заговорить; но мне ничего не пришло в голову, кроме:
— Не думаю, что понимаю.
— Вы, естественно, не знаете, зачем мы здесь, — сказал Кабачок. — Мы вам еще не сказали. Но скажем сейчас.
— Новому Вайрону нужен кальде, — рявкнул Кречет. — Любой может это увидеть.
Тогда ты, дорогая Крапива, кивнула:
— Он стал ужасным местом.
— Вот именно. Мы пришли сюда, чтобы сбежать из четверти Солнечной улицы, не так ли? Четверти Солнечной улицы и Ориллы. — Кречет усмехнулся. — Но мы взяли их с собой.
— И не только преступления, — заявила Лиатрис, — хотя и их слишком много. Колодцы загрязнены, повсюду грязь.
Кречет снова усмехнулся:
— Совсем как дома.
— Хуже. Грязь и мухи. Крысы. Дело не только в том, что народ хочет кальде, хотя так оно и есть. Мы хотим. Мы, все бизнесмены. Торговцы и купцы. Мошенники, если хотите.
— Я должен... — начал Прилипала.
— Хорошо, все, за исключением Его Высокопреосвященства, который никогда не уклоняется от правды даже на ширину пальца. Или так он говорит. — Лиатрис презрительно улыбнулась Прилипале. — Но остальные из нас должны продолжать свой бизнес, и это стало почти невозможно делать в Новом Вайроне.
— И становится все хуже, — добавил Кабачок.
— Положение ухудшается. Именно так.
— Разве один из вас не может быть кальде? — спросила ты.
Кречет громко рассмеялся; у него был хороший, раскатистый смех:
— Предположим, завтра один из нас станет кальде. Как насчет старого Кабачка? Он этого хочет.
— Я уверена, что всё чудесным образом улучшится.
Кабачок поблагодарил тебя:
— Для тебя и твоей семьи так и будет, Крапива. Как ты думаешь, будет ли так же для них? — Он оглянулся на Кречета, Прилипалу, Струпа и Лиатрис.
— Тоже улучшится, я думаю.
— Ни на бит. — Кабачок и раньше стучал по столу, а теперь стукнул по нему кулаком, отчего наши кружки и тарелки задребезжали. — Я возьму все, что смогу. Я сделаю все возможное, чтобы разорить их, и, если вы спросите меня, я добьюсь успеха. — Он улыбнулся и оглянулся на женщину и трех мужчин, которых я считал его друзьями. — Они хорошо это знают, моя дорогая. И, Крапива, они сделают то же самое со мной.
— Нам нужен кальде Шелк, — сказал тебе Струп. — Я был первым, кто это предложил.
— Он все еще в Витке, не так ли? И... мне не хочется этого говорить.
— Тогда это сделаю я. — Лиатрис потянулась через наш самодельный стол и накрыла твою руку своей. — Возможно, он мертв. Я уехала шестнадцать лет назад, и это, конечно, возможно.
— Хм! — Прилипала откашлялся. — Теократия, а? Я предлагал это, но они не хотят, э, если... э... я. Но, хм, патера Шелк, а? Да. Да, он. Третья сторона. Все еще авгур, а? Несмываемое... э... освящение. Так что... Изменение? Смягченная… э… теократия. Мы двое, хм, сообща. Я согласен.
— Либо это, либо мы будем сражаться, — подытожил Кречет, — и сражение уничтожит город, да и всех нас тоже, по всей вероятности. Покажи им письмо, Кабачок.
Мы с Хари Мау реорганизовали суд. До сих пор, похоже, участники тяжбы просто делали все возможное, чтобы предстать перед Раджаном
[6] (так называли их правителя дома) и изложить свои дела. Свидетелей вызывали или не вызывали, и так далее. Мы создали систему — предварительную, конечно, но систему, — и в этой ситуации любая система, безусловно, будет улучшением. Если стороны не решат иначе, Науван
[7] будет представлять всех истцов, а Сомвар
[8] — всех ответчиков. Их долг — следить за тем, чтобы при слушании дела присутствовали доказательства, свидетели и так далее. В уголовных делах я буду назначать одного или другого выступать в качестве обвинителя, в зависимости от обстоятельств.
Я чувствую себя как Лис.
Им придется платить, конечно; но требование платы с обеих сторон должно побудить их прийти к соглашению, так что это может сработать. Кроме того, будут штрафы. Жаль, что я не знаю больше о наших Вайронских законах — у этих людей, похоже, их не было.
И еще о том дне.
Я поклялся, под руководством Прилипалы, положив левую руку на Хресмологические Писания, а правую протянув к Короткому солнцу. Это то, что я хочу забыть, очень сильно. Я не могу вспомнить точных слов — честно говоря, я и так мучаюсь более чем достаточно, — но не могу забыть того, что я поклялся найти Шелка, и не проходит дня, чтобы моя совесть не напомнила мне, что я этого не сделал.
Больше никаких писем. Что за фарс!
Кречет предложил отвезти меня в Новый Вайрон. Поблагодарив его, я отказался по трем причинам, которые тоже перечислю здесь, чтобы показать, как я рассуждал, когда покидал Ящерицу.
Во-первых, я хотел поговорить со своей семьей наедине и не хотел подвергать их — особенно тебя, дорогая Крапива, — давлению, которое, несомненно, оказали бы на них Кабачок, Лиатрис и сам Кречет.
Я подождал до ужина, желая избавиться от вопросов и болтовни, вызванной нашими пятью посетителями. Пока я нарезал жаркое из мяса зверя, добытого Сухожилием, он спросил, что было сказано, когда мы с тобой, Прилипалой и остальными шли к кончику Хвоста.
— Ты слышал нас раньше, — сказал я ему и продолжил резать. — Ты знаешь, чего они хотели.
— Я не обратил на это особого внимания.
Ты вздохнула, Крапива, и я вспомнил, как ты подслушивала у двери, когда Шелк совещался с двумя советниками. Я пришел к выводу, что ты подслушивала, пока я беседовал наедине с Кабачком и остальными, и был готов к тому, что ты объяснишь все нашим сыновьям, когда ты сказала:
— Они хотят, чтобы мы прекратили писать. Разве не так?
Я подумал, что это так нелепо неправильно, что я мог бы громко рассмеяться. Когда я стал это отрицать, ты сказала:
— Я была уверена, что это действительно так. И сейчас уверена. Ты всегда был таким веселым человеком, Рог, а теперь выглядишь невероятно мрачным.
Никогда не считал себя таким.
— Они хотели получить бумагу в кредит, — сказал Копыто. — В городе все плохо. Маргаритка только что вернулась, и она говорит, что там действительно ужасно.
