Аттено говорит, что Инклито — очень важный человек. Он ужасно впечатлился, когда я сказал ему, что за мной приедет Инклито. Он спросил, могу ли я «делать вещи». Я не очень понял, что он имел в виду, и сказал ему, что могу сделать несколько, на что он посмотрел на меня знающим взглядом и ушел.
— Хорош муж! — говорит Орев.
Я на себе чувствую то, что мы должны чувствовать по отношению к Соседям. Мы готовы поверить, что они — практически младшие боги, что они знают все и обладают всевозможными таинственными силами; но себе они должны казаться совершенно обычными. Тот, о ком я написал (он так и не назвал мне своего имени), сказал мне однажды:
— Ты думаешь, что я знаю все о тебе и твоем сыне.
Я отрицал это:
— Я подумал, что Соседи, с которыми я говорил на Синей, могли бы рассказать тебе обо мне, вот и все.
— Ты показался мне наиболее подходящим, — сказал он, но не сказал, что именно я, скорее всего, буду делать или кем стану.
Когда бронзовая плита открылась и я увидел мечи, я не решился прикоснуться к ним.
— Ты выберешь, — спросил он меня, — или я должен выбрать за тебя?
Я сказал, что лучше выбрать ему, так как я не знаю, с кем или с чем буду сражаться.
— Надеюсь, тебе вообще не придется сражаться. Не думаю, что придется. Ты все равно хочешь, чтобы я сделал выбор за тебя?
— Я уверен, что ты знаешь о них больше, чем я.
Он кивнул и выбрал один из них. Это было бы легко нарисовать, но я не верю, что это будет легко описать. Но я попробую.
Лезвие было черным, наверное, от старости. Не думаю, что рисунки на нем были надписью, но не могу догадаться, чем они были. Меч расширялся к острию, а потом резко заострялся. Он сужался к рукояти вогнутым изгибом, что придавало ему сходство с серпом, несмотря на прямую спинку.
Но я описал его так, как видел, когда вытащил. Я должен был сначала написать, что он был в черных ножнах из какого-то твердого теплого материала, который я не знал, и к ним была прикреплена портупея из множества тонких ремней.
— Тебе он нравится?
Я успел вытащить его из ножен, прежде чем он заговорил, и теперь смотрел на клинок.
— Он похож на часть моей руки, — сказал я.
Солнце уже взошло, и мне следует поискать другое место для ночлега. Прошлой ночью я спал очень мало, потому что Инклито привез меня сюда очень поздно и за хорошим ужином я съел слишком много. По-моему, это была моя первая еда после супа в деревне Кугино; поэтому я говорил себе, что должен быть осторожен, и обнаружил, что не был достаточно осторожен, когда было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Шелк однажды сказал нам, что опыт — прекрасный учитель, но его уроки приходят слишком поздно. Вся моя жизнь доказывает, что это правда.
Я должен сказать, что Инклито подъехал в коляске и я сел в нее вместе с ним, как только написал «руки», все еще размахивая листом, чтобы высушить чернила.
— У вас есть птица, — сказал Инклито. Он казался довольным.
Я сказал что-то о том, что не могу убежать от него, к чему Орев присовокупил:
— Птиц здесь!
— Когда я увидел вас у реки, у вас была птица, но она улетела. Я думал, что ошибся. Это была не ваша птица.
— Я принадлежу ему, если уж на то пошло, — сказал я Инклито, и это была чистая правда.
— Здешние люди, — смущенно рассмеялся он, — считают вас колдуном. Это из-за вашей птицы. Они верят в такое.
Я сказал, что они были очень добры ко мне и что, хотя я провел среди них всего два дня, я уже очень люблю их.
— Здешние люди наслаждаются своей жизнью, — не очень внятно объяснил я Инклито, — а те, кто наслаждается, всегда хорошие люди, даже когда они плохие.
— Вы им тоже нравитесь, но ваша одежда их пугает. Черный цвет.
— Это? — Я собирался сказать, что это была сутана авгура, но не было смысла говорить об этом.
— Они думают, что это значит, что вы причиняете людям боль, если хотите. Ваша птица тоже черная. И красная, как кровь.
— Хорош птиц!
Инклито улыбнулся:
— Именно на это они и надеются. Хорошая птица. У ведьм и колдунов есть домашние животные. В основном кошки, хотя и не всегда. Фамильяры. Понимаете?
Он вопросительно посмотрел на меня, и я покачал головой.
— Это значит, что животное принадлежит семье ведьмы. Иногда это действительно ее отец или мать. Что-то вроде того. Вы думаете, что это смешно. Я тоже. У меня тоже есть любимец. Конь. Не один из таких. Он мне не отец, а просто конь.
Я повторил, что Орев не мой.
— У вас седые волосы, и они думают, что иногда вы вредите людям, но плохим людям. — Он рассмеялся. — Даже если они хорошие.
Я сказал ему, что слишком слаб и болен, чтобы причинить кому-либо вред, и что у меня нет никакого оружия в любом случае; это была ложь, конечно, но правда была и заключается в том, что я не намерен использовать азот Гиацинт.
К этому времени мы, кажется, уже добрались до ворот города. Они были закрыты и заперты на засов, как, по его словам, всегда бывает после тенеспуска, но стражники отсалютовали ему и открыли их, как только он натянул поводья.
Когда мы, лязгая, пронеслись через них, он сказал, очень непосредственно:
— Я пригласил вас на ужин потому, что вы мне нравитесь.
— Хорош муж? — пробормотал Орев.
Я кивнул, не сомневаясь в этом.
— Вы здесь. Вы хотите есть? Я хочу накормить вас. Но не только.
— Этого я и боялся, — сказал я.
— У вас нет оснований. Я хочу, чтобы наши люди видели вас со мной. Тогда они подумают, что вы на нашей стороне, и не причинят вам вреда. Что в этом плохого?
— Ничего, — ответил я ему. — На самом деле, это очень любезно с вашей стороны. Теперь я понимаю, почему вы взяли открытую коляску и правите ею, чтобы все видели нас обоих, сидящих в ней.
Он снова засмеялся, таким громким и раскатистым смехом, что я почти ожидал, что он эхом разнесется по темным полям вокруг нас.
— Я всегда правлю сам. Для этой работы у меня есть кучер, но я правлю сам. Я это люблю. Я люблю открытый воздух. Я люблю солнце и ветер.
— И я тоже, в такую хорошую погоду. Могу я спросить, кто на той стороне?
— Солдо и еще пара городов. — Инклито отмахнулся от них, словно не стоящих даже его презрения. — Мы сражаемся как братья. Вы знаете, как это бывает?
— У меня есть некоторый опыт в этом.
— Те, кто пришел сверху, в большинстве случаев построили только один город. — Он указал кнутом. — Пришли оттуда, где солнце идет прямо через небо.
