— Где вы были до того, как пришли сюда? — спросила Мора, на что отец бросил на нее суровый взгляд.
— В маленькой деревушке в дне пути к югу от вашего города, где дровосек и его жена взяли меня к себе.
— Это не суд, — пророкотал Инклито.
Его мать улыбнулась:
— Больше никаких вопросов, обещаем. Однако, если позволите, я сделаю вам замечание. Это не должно быть оскорбительным.
Я заверил ее, что меня очень трудно обидеть до ужина.
— Ну, если бы мой Инклито, мой знаменитый сын, не рассказал бы мне о вас, я бы подумала, только увидев вас, что вы — колдун. Стрего, как говорили тогда, когда я была девочкой. Это сделало бы меня очень счастливой, потому что в подходящий момент я попросила бы у вас амулет для здоровья. Если бы вы были стрего, вы были бы хорошим стрего, я уверена, с таким-то лицом.
— Тогда я хотел бы быть им, мадам. Я был бы счастлив вернуть вам здоровье, если бы мог.
— Вы могли бы помолиться за нее, — предложила Мора.
— Я так и сделаю. Обещаю.
Фава улыбнулась; улыбка была, как мне показалось, одновременно обаятельная и злобная — или, по крайней мере, озорная. — Я желаю сыграть в одну игру, и не я одна этого хочу. Но вы старше меня, Инканто. Вы будете играть в эту игру, если я вас очень мило попрошу?
Я улыбнулся в ответ; я ничего не мог с собой поделать, хотя, как и Инклито, подозревал ее:
— Если это связано с бегом или борьбой, прошу меня извинить. В противном случае я буду играть в любую игру, какую вы пожелаете, до тех пор, пока вы этого желаете.
— О, я не могу бегать!
— На самом деле это глупая игра, — сказала мать Инклито. — Но мы играем, потому что играли дома. Фаве это нравится, потому что она всегда выигрывает.
— Нет! Вы сами выиграли вчера вечером.
— Все вы проголосовали за меня по доброте душевной, — сказала пожилая женщина.
— Все рассказывают истории, — объяснила мне Фава. — И в конце все голосуют, только нельзя голосовать за себя. Тот, кто предложил играть, рассказывает последним.
— Тогда я приглашаю вас всех поиграть со мной, — сказал я. — Мне нужно будет услышать ваши истории, чтобы понять, какую историю должен рассказать я.
Фава начала было спорить, но мать Инклито дрожащим пальцем заставила ее замолчать:
— Теперь ты будешь первой. Я думаю, ты так часто выигрываешь потому, что рассказываешь последней.
Обращаясь ко мне, она добавила:
— Нельзя прерывать. Это главное правило, которое у нас есть. Если вы будете мешать, вам придется заплатить ей штраф.
Приключение Фавы:
Вымытый ребенок
Это случилось два года назад, когда наша маленькая группа отправилась в Солдо навестить родственников. У них была большая ферма. Она не такая большая, как эта, и не такая богатая, но она больше и богаче, чем большинство ферм в той части витка. Больше и богаче, чем большинство здешних ферм, если на то пошло.
Самое дальнее поле этой фермы было последней вспаханной землей на восток. Оно находилось у подножия горы, а за ним был склон, слишком крутой для пахоты. Там пасли овец и коз, и молодые люди иногда ходили туда поохотиться. Они не брали меня с собой, и в один прекрасный день я решила, что пойду одна. У меня не было ни карабина, ни лука, ни чего-нибудь в этом роде, потому что я не хотела убивать животное, каким бы прекрасным оно ни было. Как известно большинству из вас, я боюсь крови. Мне невыносимо смотреть, как режут свинью или даже как убивают уток.
Там все вставали рано, как и тут, но в тот день я поднялась раньше всех. Я встала, оделась и пересекла поле до тенеподъема, как говорят старики. Я помню, как боялась, что не будет дневного света, когда я окажусь под деревьями, но мне не нужно было волноваться. Еще до того, как я добралась до них, начало светать, и к тому времени, когда я очутилась в лесу, там уже был настоящий дневной свет и появились тени. К тому же, это был прекрасный лес. Овцы и козы зачистили большую часть подроста, но не тронули большие деревья, так что мне казалось, что я иду по огромному зданию, похожему на капеллы богов в старом витке. Конечно, я никогда их не видела, но Салика много рассказывала мне о них с тех пор, как я попала сюда, и этот лес был похож на здания, которые она описывала. Мора будет гадать, не боялась ли я заблудиться, потому что она всегда боится этого в незнакомом месте. Но я не боялась. Я все время поднималась и знала, что нужно сделать, чтобы вернуться на ферму, где остановилась, — просто спуститься по склону вниз. Видите ли, я была очень уверена в себе и поэтому проделала довольно долгий путь.
Таким образом я поднималась до полудня, пока не наткнулась на небольшой ручей. Вода в нем была холодна, как лед, как я узнала, выпив из него — он вытекал из-под снежной шапки, лежавшей на вершине горы. Русло, которое он проложил себе в скале, выглядело интересным, и я решила пройти вдоль него некоторое время, прежде чем вернуться.
Я не успела далеко уйти, как услышала детский плач. Первой моей мыслью было, что ребенок, естественно, потерялся, и я поспешила вверх по течению, карабкаясь по камням, чтобы спасти его. Но через пару минут я решила, что он, вероятно, очень напуган, и, если я наброшусь на него, то напугаю его еще больше и он убежит. Поэтому я сбавила скорость, хотя все еще шла довольно быстро. К счастью, поток производил достаточно шума, чтобы заглушить звуки, которые я издавала, когда случайно пинала камень или шла по гравию.
Довольно скоро я наткнулась на очень грязную женщину, которая держала очень грязного и голого маленького мальчика так, что вода доходила ему до колен; она терла его очень грязной тряпкой. Я бросилась к ней и спросила, что, во имя витка, она делает. Бедный ребенок уже покраснел, как свекла, и дрожал так, что мое сердце болело за него, замерзшего и испуганного.
Женщина посмотрела на меня совершенно спокойно и сказала, что он ее сын, а не мой, и что если она решила помыть его там, то это ее дело.
Ну, я не так сильна, как Мора, и сомневаюсь, что я так же сильна, как та женщина, но тогда я ни о чем таком не думала. Я потрясла кулаком у нее под носом и сказала, что, когда с ребенком плохо обращаются, каждый, кто находится поблизости, должен это остановить. Я сказала, что никогда и не подумаю вмешиваться в дела матери, которая шлепает своего ребенка за плохое поведение или купает его обычным способом, но эта вода подобна льду и погубит его; так что если мне придется остановить ее, кидая в нее камнями или избивая палкой, то именно это я и сделаю. Наконец я взяла камень, но она подняла ребенка и обняла его.
— Ты говоришь, что эта вода убьет его, — сказала она мне, — и это куда более точно, чем ты могла предположить. Я привела его сюда, чтобы утопить, и сделаю это, как только ты уйдешь.
Мало-помалу я вытянула из нее всю историю. Ее муж умер, оставив ее с шестью детьми. Последние несколько лет она жила с человеком, который, как она надеялась, в конце концов женится на ней. Он и был отцом ребенка, которого она мыла. Теперь он бросил ее, и она не в состоянии прокормить столько ртов. Она решила избавиться хотя бы от одного из них и выбрала этого маленького мальчика, своего седьмого ребенка и младшего сына, потому что он не способен сопротивляться. Однако, когда они добрались до воды, ее охватила какая-то извращенная гордость, и она решила сделать его как можно более ухоженным, чтобы его тело не опозорило семью, когда его найдут.
