— Ты дал им кредит, Отец? — спросил Шкура.
— Нет, — ответил я, — но я бы дал.
— Эти кошельки, — усмехнулся Сухожилие. — Тебе пришлось бы это сделать.
— Ты ошибаешься, — сказал я ему и направил на него разделочный нож. — Это то, что я должен прояснить с самого начала. Я не обязан делать то, что они хотят. Они угрожали мне или, по крайней мере, Кречет. Я должен сказать, что он пытался угрожать, так как я не почувствовал угрозы. Возможно, он мог бы оказать на нас некоторое давление. Но тогда, меньше чем через год, я заставил бы его есть у меня из рук.
Сухожилие фыркнул.
— Ты думаешь, я не в состоянии? Ты так думаешь, потому что я всегда был нежен с тобой ради твоей матери. В моей семье такого не было, поверь мне. И в ее тоже. Если завтра ты будешь умолять меня перед тенеподъемом, — чтобы подчеркнуть свою мысль, я ударил по столу рукояткой ножа, — признаешь ли ты, что был неправ? Хватит ли тебе мужества для этого?
Он угрюмо поглядел на меня, но ничего не сказал. Он самый старший из наших сыновей, и хотя я любил его, мне он не нравился. Не тогда, хотя на Зеленой все изменилось.
И я ему не нравился, я уверен. (Крапива, естественно, все это знает.)
Она пробормотала:
— Это хуже, чем все, что они нам сказали.
— А что они вообще сказали? — спросил Копыто.
Шкура поддержал его, как это часто делал:
— Чего они хотели, Мама?
Именно тогда, я уверен, я передал тебе кусок, который отрезал для тебя, дорогая. Я помню, как он выглядел, и сегодня вечером мне это кажется очень странным. Наверно, я знал, что происходит что-то чрезвычайно важное, и связал это с бедром зеленого оленя.
— В некотором смысле, — сказал я тебе, — ты совершенно права. Сюда их привела наша книга, хотя они были очень осторожны и не признавались в этом, пока я не загнал их в угол. Ты, Копыто, тоже прав. С каждым годом становится все труднее и голоднее, для всех. Почему, как ты думаешь?
Он пожал плечами. Близнецы красивы и, на мой взгляд, больше похожи на твою мать, чем на нас обоих, хотя я знаю, что ты притворяешься, будто думаешь, что они похожи на меня:
— Плохая погода и плохой урожай. Семена теряют силы.
— Худой говорил об этом, — сказал Шкура. — Мне это показалось интересным.
Я дал Сухожилию, который всегда ел как огонь в хорошие и плохие времена, толстый кусок с большим количеством хрящей:
— Почему семя с каждым годом дает все более бедный урожай?
— Почему ты спрашиваешь меня? Я такого не говорил.
— Какая разница, говорил или нет? Это правда, и ты, будучи старше своих братьев, должен быть умнее их. Если ты так думаешь, докажи. Почему семя слабеет? Или ты был слишком занят, бросая камни в волны, чтобы слушать?
— Я все еще хочу знать... — начал Копыто.
— Что хотели эти пятеро. Мы говорим об этом.
— Те семена, которые привезли на спускаемом аппарате, — хорошие, — медленно произнес Сухожилие. — Так все говорят. Те семена, которые собрали фермеры, — не такие хорошие. Кукуруза хуже других, но все они не слишком хороши.
Ты кивнула, дорогая Крапива:
— Это одна из тем, которую они затронули. Я уже знала это, и, я уверена, твой отец тоже, но Струп и Лиатрис все равно прочитали нам лекцию об этом. Давайте пока поговорим о кукурузе. Это самый важный и самый яркий пример. У нас дома было очень много ее сортов. Ты помнишь, Рог?
Я тоже кивнул, улыбаясь.
— По крайней мере, четыре сорта желтой кукурузы, которые я помню, хотя и не обращала на нее много внимания. А еще была черная, красная, синяя и несколько видов белой. Кто-нибудь из вас, мальчики, когда-нибудь видел кукурузу, которая не была бы желтой?
Никто не ответил.
Пока ты говорила, я отрезал еще несколько ломтиков и отдал их Копыту и Шкуре, сказав:
— Я никогда не видел дома урожая, равного первому, который мы получили на нашей ферме. Початки в кубит длиной, набитые крупными зернами. Початки от следующей посадки были не длиннее моей ладони.
— Я вижу здесь подобные в последнее время, — сказала ты, — на рынке и в деревенских садах.
— Да, и есть кое-что, чего я не знал — кое-что, что они нам объяснили. Вы получаете лучшую кукурузу, скрещивая две линии
[9]. Некоторые гибриды получаются лучше, чем другие, как и ожидалось; но лучший из них даст намного больше, чем любой из первых двух, будет лучше сопротивляться вредителям и требовать меньше воды.
Я сел и начал отрезать мясо для себя. По выражению их лиц было ясно, что ни Копыто, ни Шкура ничего не поняли.
— Как скрещивание красной и черной кукурузы, — сказала ты. — Разве не так, Рог?
— В точности. Но согласно тому, что нам сказали, все эти хорошие качества исчезают через год. Урожай после первого может быть хуже, чем у любой из линий, которые вы скрестили, и, на самом деле, он всегда хуже, чем родительская линия, первое поколение гибридов.
— Наши семена происходят совсем не от чистой линии, — пробормотал Сухожилие. — Они происходят из хорошего урожая, и хороший урожай был хорошим, но он не был чистым. — Он наклонил свой стул так, что его спинка ударилась о стену, что всегда раздражало меня. — Бог, который заполнил склады посадочных аппаратов, поместил в них все эти смешанные семена, не так ли? Нет чистых линий, поэтому мы и не можем сами делать новые гибриды.
— Пас, — сказала ты ему. — Бесконечно мудрый Пас приготовил для нас эти посадочные аппараты. Ты можешь не верить в него, но Пас — великий бог.
— Может быть, на Витке длинного солнца, — пожал плечами Сухожилие. — Но не здесь.
— Все эти боги, о которых вы говорите, они остались позади, — сказал Копыто. — Сцилла и ее сестры.
Тогда ты печально улыбнулась, дорогая Крапива, — мне было больно видеть это.
— И все же они прекрасны и правдивы, — сказала ты ему, — и так же реальны, как мои родители и отец твоего отца, которых здесь тоже нет.
— Это верно, — сказал я Копыту, — но не то, что ты сказал. Ты подразумевал, что Пас был богом только на Витке длинного солнца. — Втайне я согласился с ним, хотя и не хотел этого говорить.
Сухожилие встал на защиту брата, удивив и обрадовав меня:
— Ну, Пас здесь не бог, что бы там ни говорил в городе старый Пролокьютор.
— Согласен. То, что вы оба забываете... Я не уверен, как я могу объяснить. Мы называем этот виток Синей, а наше солнце — Коротким солнцем.
— Конечно.
— Дома мы называли виток, из которого пришли наши предки, витком Короткого солнца. Я уверен, что твоя мать вспомнит это, и я помню, как мы говорили с патерой Шелком обо всей мудрости и науке, которые мы там оставили.
