Когда она закончила, я спросила, не передумала ли она, пока говорила. Она сказала, что нет, что мальчик уже достаточно чист, и она твердо решила утопить его, как только я скроюсь из виду, добавив, что с каждым днем он все больше похож на своего отца. Когда я это услышала, то поняла, что остается только одно. Я уговорила ее отдать мне ребенка и пообещала, что, если она этим же вечером придет в дом, где я остановилась, я позабочусь о том, чтобы она получила еду для себя и других своих детей.
Мне было неловко возвращаться в дом, где я гостила и, по правде говоря, была бедной родственницей, притащив с собой оборванного мальчика лет трех. Но они были хорошими добрыми людьми: накормили его и устроили ему маленькую кровать в комнате, которую они мне предоставили. Я обсудила это с хозяйкой дома до того, как вечером приехала его мать, и мы договорились, что лучше всего будет, если я привезу его домой и постараюсь найти здесь хорошую семью, которая примет его. Вы не должны думать — из-за каких-то проблем между нашим городом и их, — что в Солдо живут плохие люди. Так мы и решили, и, когда пришла мать мальчика, хозяйка подарила ей двух прекрасных жирных гусей.
Все сходились на том, что он был очень славным мальчиком, хотя и не отличался особой сообразительностью и сильно заболел от ужасного мытья, которое ему пришлось пережить, или оттого, что он так сильно испугался, когда подумал, что мать собирается его утопить. Он не знал своего имени, а если и знал, то не называл его; мы звали его Брикко
[56], потому что он был таким черным, когда я его туда привела.
Но его мать была еще та штучка. В первую же ночь, как я уже сказала, она подошла к задней двери и взяла двух гусей. На следующую ночь она вернулась, желая чего-то другого, и получила это, и на следующую ночь то же самое, и на следующую ночь, и на следующую. В предпоследний вечер ей дали, кажется, две репы, а в последний — совсем ничего.
Тогда она обратилась в суд и сказала, что я украла ее ребенка, и судья послал за ним пару труперов. Этот судья не был Дуко, вы понимаете, просто кто-то, кого он назначил для рассмотрения мелких дел.
Все закончилось, как я и предполагала, тем, что мальчик, его мать и я оказались в суде, и родственники, с которыми я путешествовала, тоже были там, чтобы поддержать меня, как и родственники, у которых мы остановились. Я рассказала судье о случившемся, как и вам сегодня вечером, а мать сказала, что все это ложь: они с сыном ушли собирать ягоды, и я украла ее сына, как только она отвела от него взгляд.
Во всяком случае, так она говорила вначале. Несколько резких вопросов судьи показали, как обстоят дела на самом деле, и женщина, у которой мы остановились, засвидетельствовала, что она ни разу не попросила вернуть Брикко и приходила только для того, чтобы взять еду и отнести ее домой другим своим детям.
Тогда судья поступил очень разумно. Он сам посадил Брикко на маленькую платформу рядом с собой, поговорил с ним немного и спросил, хочет ли он вернуться домой с матерью или остаться со мной. Брикко сказал, что хочет остаться со мной, и на этом все закончилось.
После этого мы сразу же отправились домой. Из-за суда нам пришлось задержаться почти на месяц дольше, чем мы собирались, и все сходили с ума от желания уехать. В первую ночь мы, как говорится, спали в пути, но на вторую ночь остановились в гостинице, подыскав хорошую, которая обошлась бы нам не слишком дорого. Ну, никогда не знаешь наверняка. Когда я проснулась на следующее утро, не было никакого Брикко.
Я хотела вернуться, чтобы найти его, правда хотела, но другие не желали и слышать об этом, а я не хотела возвращаться одна. Вы же знаете, как опасны дороги для таких, как я, путешествующих в одиночку. Было очевидно, что произошло, или, во всяком случае, мы так думали. Он затосковал по дому и сбежал. Мы немного порассуждали о том, вернется ли он туда в полном порядке, и двое мужчин скакали назад в течение часа или двух, разыскивая его. Но они его не нашли, и мы решили, что он, вероятно, в конце концов вернется домой или остановится, если найдет место получше.
— Прямо здесь, — сказала Фава, — я хочу спросить всех вас, что вы думаете о моей истории на данный момент. Я знаю правило — никто не может прервать, — поэтому мы назовем это концом. Но есть еще кое-что, что я добавлю, когда мы поговорим об этом.
— Это показывает, как плохо приходится бедным людям в Солдо, — сказал Инклито. — За шестнадцать лет эта семья потеряла всю землю, которая у нее была. Они почти голодают. Мы стараемся не допустить этого здесь. — Он оглянулся на нас, вызывая на спор, но никто этого не сделал.
— Это было два года назад? — спросила его мать. — Ты и сама была еще ребенком, Фава.
Фава кивнула и посмотрела на Мору, приглашая ее прокомментировать; я не мог не сравнить их тогда, Мора уже была крупнее, чем большинство мужчин, почти нелепая в своем синем платье и румянах, и Фава вдвое меньше ее, и, если не совсем красивая, то привлекательная, по крайней мере, с пронзительными глазами и цветущими щеками.
— Я думаю, что ты правильно действовала во время всей этой истории, Фава, — сказала Мора тяжелым, медленным голосом. — Другие так не считают, я знаю, но я считаю.
Улыбаясь, Фава пригласила меня тоже высказаться:
— Вы, наверное, самый старый человек здесь, Инканто, и мой нынешний хозяин говорит, что вы очень мудры. Мы можем узнать ваше мнение?
— Если бы я был мудр, — сказал я ей, — то не высказал бы никакого мнения, пока не выслушал бы всю историю. Поскольку это не так, я признаю, что она меня заинтересовала. В частности, судебный процесс. Он напомнил мне один похожий случай, о котором я когда-то слышал, когда одна женщина утверждала, что служанка — ее дочь, хотя сама девушка это отрицала. А теперь давайте послушаем остальное.
— Как хотите. Все это было два года назад, когда я была, как говорит Салика, намного моложе. В прошлом году у меня появилась возможность вернуться в Солдо. Я ухватилась за нее, как вы можете себе представить, и, как только добралась туда, отправилась на поиски Брикко.
Мне потребовалось два дня, чтобы найти лачугу, в которой жила семья, и, как вы можете себе представить, я совершенно не стремилась встретиться с его матерью. Вместо этого я поговорила с соседскими детьми и описала им Брикко, сказав, что он был самым младшим ребенком в доме. Кто-нибудь из вас догадается, что они мне сказали?
Я покачал головой, как и Инклито.
— Они сказали, что его забрали Исчезнувшие люди. Что высокородная женщина из Исчезнувших людей полюбила его и похитила. Что время от времени они все еще могут видеть его — худого и бледного, словно он очень несчастен. Но скоро он исчезнет, как исчезают призраки.
Мать Инклито вздохнула:
— Теперь честно, Фава. Это правдивая история? Ты не выдумала ее?
— Я не говорю, что он действительно явился этим детям, — возразила Фава. — Я повторила то, что сказали они. Это все.
