— Я вернусь к тебе, — сказал он мне, — и говорю тебе сейчас, что, если твой подлый, лживый Турко будет с тобой, я положу его тело к твоим ногам. Я тебя предупредил.
Каско был сильным, храбрым человеком, но его ранили почти сразу. Мне показалось, что он только что ускакал воевать, когда я получила его первое письмо из больницы. Теперь я не помню, что в точности говорилось в первом письме, но все его письма были очень похожи. Он боготворит меня, он обожает меня, и, если я посмотрю на любого другого мужчину, он отрежет мне нос. И еще хуже. Я надеюсь, девочки, что ни одна из вас никогда не получит таких писем. Они не очень приятны, поверьте мне.
Как и следовало ожидать, он снова и снова умолял меня навестить его в больнице, и в день моей свадьбы я это сделала. Он был без сознания и не увидел меня. Вы не представляете, какое это было облегчение. Я разыскала сиделку, которая ухаживала за ним, и спросила, выздоровеет ли он, но она ответила, что нет. Какую радость я испытала!
И все же он выздоровел. Черный венок все еще висел на нашей двери, когда он тяжело шел по дороге в своих больших сапогах, и конец его сабли волочился по пыли. Кавалерийский мундир висел на нем, как одежда на пугале, но он был вежлив, когда увидел венок и мою черную одежду.
— Твой отец? — спросил он меня.
— Мой муж, — сказала я ему, и он ошеломленно уставился на меня.
— Ты думаешь, что ты единственный трупер, который был ранен, Каско? — спросила я его. — Падре соединил нас не далее, чем в двадцати кроватях от той, на которой ты лежал, и после церемонии мне позволили перевезти его сюда и самой ухаживать за ним.
Как он сверкнул глазами! Мне показалось, что он вот-вот вцепится мне в горло.
— Видишь ли, им нужна была койка, и они знали, что мой муж умрет, несмотря на все, что они или я могли сделать. Поэтому они позволили нам перевезти его сюда, и, когда пришел конец, мы похоронили его на нашем семейном кладбище, рядом с садом, в котором мы с ним обычно сидели, и не проходило дня, чтобы я не стояла на коленях и не плакала на его могиле.
— Покажи мне.
Я покачала головой:
— Если ты хочешь увидеть ее и помолиться за него, то можешь. Но я не пойду туда с тобой.
Каско кивнул и пошел через дом в сад, а я вернулась в свою комнату и заперла дверь. Только позже я узнала, что он сделал.
Он был в бешенстве, когда уходил от меня, но спокоен и вежлив, когда вернулся. Я смотрела на него из окна; он казался таким слабым и больным, что мое сердце потянулось к нему. В конце концов, он любил меня, и то, что я не хотела принять единственную любовь, которую он мог дать, не было ни моей виной, ни его. Кроме того, он храбро встал на защиту Грандеситты и получил ужасную рану.
Я снова спустилась вниз, пригласила его сесть и предложила принести ему бокал вина и немного фруктов, чтобы он мог освежиться перед возвращением в город.
Он поблагодарил меня, сел и сказал, что ему нехорошо, что я и сама уже видела.
— Стакан вина, пожалуйста. (Я никогда не забуду, как он был бледен под своей бородой; мне показалось, что за его лицом ухмыляется череп.) Стакан любого вина, которое у тебя есть, — сказал он, — и, когда я выпью его, я больше не буду тебя беспокоить.
Я ему не поверила. Я была уверена, что как только он почувствует себя лучше, он будет ухаживать за мной, как и прежде, и приготовилась отказать ему. Но я все равно поспешила прочь, наполнила маленький стакан, которым пользовалась до тех пор, пока не стала достаточно взрослой, чтобы обедать с мамой и папой, и принесла его обратно.
Как долго меня не было? Я часто задавалась этим вопросом. Может быть, полминуты. Или минуту. Или две. Не дольше, я уверена. И все же это было достаточно долго. Он упал со стула и лежал мертвый на полу. Я уронила его вино и закричала, но, казалось, прошло очень много времени, прежде чем кто-то появился. К тому времени я уже преодолела худший из своих страхов и стояла на коленях, собирая осколки разбитого стекла и вытирая пролитое вино. И, пока я это делала, я заметила, что его сабля исчезла. Он все еще носил портупею и пустые ножны.
А теперь я расскажу вам, что открыла мне на следующий день наша старая служанка, Скиамацца
[62]. Видите ли, она боялась, что Каско опозорит могилу моего мужа, и следовала за ним на расстоянии.
Он подошел к могиле и минуту-другую стоял, глядя на нее. Камень тогда еще не был воздвигнут, и, по словам Скиамаццы, Каско не был уверен, что это действительно могила моего мужа, несмотря на гору цветов, которую я на ней оставила. Он огляделся вокруг, всматриваясь во все стороны, и она испугалась, что он увидит ее, хотя она и спряталась за деревом на некотором расстоянии. Она подумала, что он ищет еще одну свежую могилу. Я думаю, что он старался остаться незамеченным.
Он выхватил саблю и опустился на колени, и по тому, как он сжал рукоять, она поняла, что он собирается сделать, но не осмелилась закричать. Стоя на коленях на самой могиле, на груди моего бедного Турко, он обхватил рукоять обеими руками и поднял саблю над головой.
Скиамацца назвала это чудом, и, возможно, так оно и было. А может, и нет. Вы должны сами судить об этом.
Чудо или нет, но рядом с Каско стоял высокий человек с птицей на плече. Скиамацца не видела, как он пришел. И не видела, как он потом ушел. Каско поднял саблю. Как нож! Скиамацца в ужасе закрыла глаза. Когда она снова открыла их, высокий мужчина был уже там. Он был колдуном, стрего, это кажется несомненным. Он заговорил с Каско так громко, что старая Скиамацца услышала его.
— Только трусы нападают на мертвых, — сказал он. — Мертвые не могут защитить себя.
Каско опустил саблю и ответил слишком тихо, чтобы она услышала.
— Как пожелаешь, — сказал стрего. — Только помни, что мертвые могут отомстить за себя.
Фамильяр стрего тоже заговорил. Я слышала много говорящих птиц, но все они несут чепуху. Скиамацца поклялась, что этот говорил с Каско так, как один человек говорит с другим:
— Берегись! Берегись! — Он взмахнул крыльями, и они со стрего исчезли вместе.
Каско, как и прежде, поднял саблю, на мгновение задержал ее, пока молился или проклинал, а потом погрузил по самую рукоять в свежую землю могилы моего мужа. После этого он встал и начал топтать и пинать цветы бедного Турко, сказала она, и, казалось, почти плясал на его могиле в своей ярости. Это так напугало ее, что она убежала.
Позвольте мне остановиться здесь на пару секунд. Я вижу вопросы в ваших глазах, Инканто. Я постараюсь ответить на них. Вокруг нашего сада и кладбища была каменная стена примерно такой же высоты, как эта дверь, с двумя воротами в ней. Ворота, расположенные дальше от дома, запирались, когда ими не пользовались. Впрочем, мальчишки иногда забирались на стену, чтобы украсть фрукты, так что, возможно, стрего тоже забрался на нее. Возможно также, что он был в нашем доме и последовал за Каско, как это сделала Скиамацца. Мой отец, моя мать или мой брат, возможно, тайно советовались с ним. Кто может сказать? Со своей стороны, я думаю, что он, вероятно, прилетел в наш сад, как и птицы, в птичьем обличье или в своем собственном. В Витке, где мы ничего не знали об инхуми, было известно, что стрего может летать, когда пожелает. Вы, молодые люди, можете смеяться надо мной, но вы слышали от меня много таких историй, и в каждой из них есть зерно истины. Больше, чем зерно, во многих.
