Фава кивнула.
— Но другие мальки, с которыми он раньше играл, они видели его время от времени. И сказали, что Исчезнувшие люди украли его?
Фава снова кивнула.
— Ну, а когда они увидели его, вернули ли его Исчезнувшие люди?
Она рассмеялась — добрый, веселый смех, который заставил меня полностью увериться в том, что она более взрослая, чем кажется:
— Мне следовало спросить их об этом. Я не знаю. Возможно, он время от времени убегал от них и пытался вернуться к своей семье и прежней жизни.
— Но он не смог, — заметил я. К тому времени я уже был уверен, что прав насчет нее.
Инклито продолжил тему:
— Один из них был мужчиной из рассказа Инканто. Этот Брикко сам похож на одного из них, как будто он почти стал одним из них.
Фава кивнула:
— Вот почему другие дети связывали его с ними, я уверена.
— Но ведь их нет, правда, пап? — спросила Мора. — Ты всегда так говоришь.
— Есть истории. — Он положил себе еще телятины. — Сегодня вечером мы услышали одну.
— Есть старые дома, — сказала Мора. — Не такие, как наш, а их старые дома, которые никому не нужны. — Ее медленная речь, возможно, придала ее словам больше веса, чем она намеревалась. — Люди видят их, а ночью они видят путешественников, располагающихся в них на ночлег, и воображают, что есть город, наполненный ими, который мы не можем найти.
— Инканто верит в них, — заявил ее отец. — Что вы знаете о них, Инканто?
Его мать потянулась через него, чтобы подтолкнуть мою руку:
— Съешьте что-нибудь. Ведь вы почти не притронулись к еде.
Чтобы удовлетворить ее, я проглотил еще кусочек.
— Я постился до этого ужина. Того, что я уже съел, мне более чем достаточно.
— Вы ничего не сказали о моей истории. — Снова обвинительный тон. — Вы сказали, что все эти истории были о долге. Моя была о привидениях и колдовстве.
— В таком случае я ошибся. Я прошу прощения, смиренно и покаянно.
— Вы верите в колдовство, Инканто? — спросила Мора. — В стрегу и стрего, как моя бабушка? В призраков?
— Я верю в призраков. — Я очень живо вспомнил призрак Гиацинт и его воздействие на Хряка, но предпочел не упоминать об этом воспоминании. — Самый лучший человек, которого я когда-либо знал, сказал мне однажды, давным-давно, что видел призрак пожилого человека, с которым он жил и которому помогал. Он не стал бы лгать мне — или кому бы то ни было, — и был внимательным наблюдателем.
— Призрак Турко исполнил свой долг, или мне так показалось, — сказал я матери Инклито. — Турко считал своим долгом, как ваш муж, защитить вас от Каско и от двух мужчин, которые, как он опасался, были похожи на Каско или могли стать похожими на него. Вы не замечали сходства ни в одном из них?
Она покачала головой, и я сказал:
— Мертвые должны смотреть на живых по-другому.
Инклито кивнул:
— Я тоже так думаю. Мужчины и женщины тоже смотрят по-разному. Девушка без ума от какого-то мужчины. Ее мать тоже любит его, но никогда об этом не скажет. Ее отец знает, что он бездельник и вор. Я вижу это все время.
— Вы еще не ответили на папин вопрос об Исчезнувших людях и ничего не сказали о ведьмах. Если вы верите в призраков, вы должны верить и в ведьм.
— Я верю, что есть люди, которых другие называют ведьмами, — сказал я. — Некоторые из них могут счесть, что им выгодно помогать людям верить в колдовство.
— Значит, вы верите в ведьм, но не в колдовство, — сказала Мора, и Фава хихикнула.
— Если хотите, можете сказать и так. Я думаю, это справедливо. Могу я задать вам вопрос о вашей истории, Мора? Вы сказали, что дочь великана плохо училась, по-моему, или, по крайней мере, намекали на это. Неужели она плохо училась по всем предметам? Или только по некоторым?
— История окончена, — объявила Мора.
— Я знаю одну девушку, которая получает ответ раньше учителя, — вставила Фава.
— По арифметике? Я так и думал. Есть люди, которые не знают всех хороших качеств, которыми они обладают. Мора — одна из них, я полагаю.
Видя, что мать Инклито собирается снова заговорить, я добавил:
— Человек, который предупредил Каско, был стрего, колдун, если хотите. Как он попал в сад, я не знаю, но, судя по тому, что сказала хозяйка, это было нетрудно. Что же касается предупреждения человека, собирающегося осквернить могилу, то не требуется большой мудрости, чтобы понять, что ничего хорошего из этого не выйдет. Если бы гадюка не укусила Каско, он был бы подвергнут остракизму, когда то, что он сделал, стало бы широко известно.
Все за столом дружно кивнули.
— Сегодня вечером меня несколько раз называли мудрым, — сказал я. — Я знаю, что это не так, но я достаточно мудр, чтобы знать, что сильные эмоции любого рода часто заставляют людей действовать очень глупо. Включая меня. Когда эмоция хорошая — любовь, например, — они часто бывают восхитительно глупы. Гнев, ненависть и жадность приводят к поступкам, о которых мы слышали в рассказе нашей хозяйки.
Инклито снова кивнул и сглотнул:
— Ты имеешь в виду жадность к иностранным картам?
— К картам и еде, — сказал я ему. — Я решил, что сегодня вечером буду есть очень мало, и взгляни на это. — Пока мы разговаривали, я практически очистил тарелку. — И ко многому другому.
Он ткнул столовым ножом в мою сторону:
— Ты веришь в Исчезнувших людей.
— Потому что я включил одного из них в свой рассказ? Это была всего лишь история, как я и говорил вам с самого начала.
— Потому что Мора все время пытается заставить тебя сказать, что ты не веришь, а ты этого не делаешь.
Я признался, что он прав.
— По ту сторону моря есть еще один континент. Вы знаете об этом? Я понимаю, что мы здесь далеко от моря.
— Должен быть, — сказал Инклито, — или задняя сторона этого. — Он начертил круг в подливке на своей тарелке.
— Тамошние люди называют Исчезнувших людей Соседями. Они сознают, что живут рядом с ними, и дали им имя, которое это отражает.
Я перевел дух, сознавая, что съел слишком много, и сознавая также, что впереди еще много еды, хотя и решил не прикасаться к ней:
— Что касается меня, то я ходил с ними и сидел у их огня. Таким образом, я знаю, что они существуют. Они ушли в другое место — нашли новый дом, вращающийся вокруг другого короткого солнца. Но у них есть наше разрешение возвращаться в наш виток, когда они захотят.
Брови Фавы поползли вверх:
— Кто дал им разрешение? — В тот момент я слишком хорошо осознавал, что эти густые светлые брови на самом деле были не более чем пятнами краски, нарисованными на ее лбу.
