Пока Фава говорила, я представлял себе события ее рассказа; и к тому времени, когда ее маленькая девочка выпрыгнула из зеленой воды и увидела меня, они были до боли яркими.
Мы называли этих «хватателей» цветокотами из-за их когтей и формы их морд; и в это мгновение я мог представить себе цветокота гораздо отчетливее, чем Мору, Инклито, его мать, изогнутую стену вековых тёсаных камней и огонь в большом каменном камине: огромный цветокот-самец — зеленый, как трава, и горбящийся мускулами, — с плеском крадется по мелководью, высоко поднимая ноги, его змеиный хвост развевается позади него, как оторванная лиана. Он вглядывается в воду, поворачивается, снова вглядывается — и, наконец, прыгает, широко расставив свои ужасные когти; потом он выныривает и в когтях только крошащаяся грязь. Моя рука искала на боку меч, которого у меня больше не было, и нашла его.
Маленькая девочка, о которой я вам рассказывала, безнадежно бы отстала (продолжала Фава с загадочным выражением лица), если бы предводитель не повернул назад. Очевидно, он заметил хватателя или, более вероятно, услышал, как тот ворчит и плещется в поисках ее. Я сомневаюсь, что предводитель мог знать, что тот охотится за маленькой девочкой, но он, казалось, был полон решимости спасти это невинное существо, кем бы оно ни было. Едва завидев хватателя, он выхватил меч и бесстрашно двинулся на него. При виде его решительного лица и убийственного черного меча хвататель струсил.
Мать моего хозяина больше не могла сдерживаться:
— Этот предводитель, Фава? Был ли он...
— Бабушка! — воскликнула Мора. — Ты не должна прерывать рассказ. Ты же знаешь, что не должна. Именно ты всегда возражаешь, когда мы с Фавой так делаем.
— В подобных случаях можно, — твердо заявила мать хозяина дома. — Фава, я должна спросить тебя о предводителе Инканто, потому что Инканто никогда не описывал его. Он был высокий? Такой же высокий, как Инканто?
Фава покачала головой:
— Это смешно. Нет, но почти такой же высокий, хотя и не выглядел таким, и...
Крепкий. Вы можете считать его мускулистым, если хотите, и он, конечно, выглядел достаточно сильным, чтобы сражаться, карабкаться и все остальное, но в нем не было ничего героического, кроме глаз.
Маленькая девочка, о приключениях которой я вам рассказываю, ничего не знала ни о героях, ни о мечах, ни о чем подобном, но она была любопытна, как обезьянка, и, поняв, что происходит, высунула свою маленькую головку из воды. Как только хвататель был убит, она преодолела свою естественную застенчивость настолько, что заговорила с предводителем, спасшим ее, робко поблагодарила его и после некоторого колебания набралась храбрости и сказала, что, по ее мнению, его форма — лучшая из всех.
Цветокот лежал мертвый, наполовину в грязной воде, наполовину на берегу, алая кровь, которая ничем не отличалась от человеческой или свиной, хлестала из зияющей раны под его челюстями. Дюжины молодых инхуми поднялись, чтобы выпить ее; зайдя в воду, я поймал одного за загривок и понес к берегу — его хвост тщетно хлестал меня, руки и ноги царапали воздух.
— Ты можешь говорить? — тряхнул я его.
Он покачал головой из стороны в сторону, потом кивнул. Лицо ящерицы уже немного смягчилось, тая.
— Видишь это дерево? — Я театрально указал на него. — Я могу схватить тебя за хвост и ударить об него, так что тебе лучше делать все, что я скажу. Как тебя зовут?
— Ми.
— Ты меняешь свою внешность, и это хорошо, но ты делаешь себя слишком похожим на ребенка. Я хочу, чтобы ты стал старше, так что отращивай ноги. Ты мужчина или женщина, Ми?
— Девочка.
— Это тоже хорошо, — сказал я ей. — Думаю, я оставлю тебя у себя. Мне нужна небольшая помощь. Если ты пойдешь со мной и сделаешь свою работу, я не причиню тебе вреда и прослежу, чтобы никто другой этого не сделал.
Предводитель отрезал для нее большой кусок кожи хватателя (продолжала Фава) и скреб его, пока он не стал тонким и гладким, и таким гибким, как только можно было его сделать. Она обернула кусок вокруг себя, и они сорвали цветы и красивые листья, чтобы она могла носить их в волосах.
Предводитель Инканто просто хотел, чтобы она расстроила планы, которые его сын и молодая женщина строили в одном из человеческих поселений. Но без малейшего намерения он превратил ту маленькую девочку, о которой я говорила, в сегодняшнюю маленькую девочку, по-своему очень хорошую, очень любящую красивые платья и мило играющую с другими маленькими девочками.
Теперь я устала, и все вы закончили есть. Завтра мне предстоит долгий путь, так что я закончу ее историю здесь, и закончу ее счастливо.
Возможно, мне не следовало рисовать эти три витка, поскольку я только закупорил свою маленькую бутылочку с чернилами, вытер перо, потянулся и поговорил с Оревом. И вот я снова здесь, тот же самый человек, на том же самом месте, с теми же чернилами, бумагой и пером — хотя, как видишь, слегка заострил перо.
Я вижу, что прервал себя на том месте, где Фава и Мора пришли сюда в своих ночных рубашках прошлой ночью, и переключился на рассказанные истории. Я надеюсь вернуться к этому, но сначала я должен сказать, что Фава уехала, я написал для Инклито письма и два молодых человека, которые должны отнести их, ужинали с нами сегодня вечером.
Один из них, несомненно, тот самый наемник, с которым говорил Инклито; войдя в комнату, я увидел, как он взглянул на Инклито и кивнул. Его зовут Эко
[70], это красивый и крепкий молодой человек, чье смуглое лицо, сверкающие зубы и глаза напоминают мне Хари Мау.
Я пытался поместить его в группу, с которой разговаривал во дворце. Кажется, слева от меня, в глубине комнаты. Он довольно высок, и я вполне уверен, что помню, как он смотрел поверх голов тех, кто стоял перед ним. Тогда не было никаких улыбок. Я видел очень молодого человека, которого собирался отправить в бой, и думал, хватит ли у него мужества держаться достойно. Судя по тому, что сказал Инклито, хватило, я уверен.
На самом деле я был бы уверен, даже если бы Инклито ничего не сказал о нем.
Когда Мора и Фава пришли вчера вечером, я послал Онорифику за другой служанкой, Тордой, угрюмой, красивой молодой женщиной, которая принесла нам дорожные одеяла в ту ночь, когда Инклито отвез меня обратно в Бланко.
— Я давно хотел поговорить с вами, — сказал я ей. — Вы в опасности — в смертельной опасности, на самом деле. Я собираюсь спасти вас, если я могу. Но я не собирался говорить с вами в присутствии Моры...
Я украдкой взглянул на нее; ее тяжелое, грубое лицо сказало мне очень мало, но губы показались сжатыми сильнее, чем обычно.
— И все же, возможно, это лучший выход. И если Фава тоже слушает, то это не может принести вреда и может принести какую-то пользу.
