Я кивнул:
— Как я уже сказал, тебя я исключил. Остались Десина, Онорифика и Торда. Торда явно была отвергнутой любовницей, так что ответ был достаточно ясен. Я все же нашел время, чтобы навести справки о двух других. Десина работает на Инклито и его мать с тех пор, как Мора была маленькой; кроме того, она редко покидает свою кухню. Я исключил ее, как сделал бы любой здравомыслящий человек. Семья Онорифики живет неподалеку, и она недостаточно умна, если только не является превосходной лицемеркой.
Я вернулся к Торде:
— Если вы не признаетесь, вас все равно будут судить перед корпо и казнят. Я бы так не поступил, если бы у меня был выбор, но это не мой дом, а Бланко — не мой город. Что вы можете сказать?
— Я не шпионка! — Потом она прошептала: — Я люблю его.
— Бедн дев!
— Да, Орев. Но была бы богатой, если бы смогла заставить его поверить в это. Торда, я могу сказать только одно — вы выбрали странный способ показать это. Если вы признаетесь — сейчас! — я сделаю все возможное, чтобы не было ни суда, ни казни.
Она яростно замотала головой.
— Я не решаюсь говорить за него, но думаю, что и Инклито тоже сделает все возможное. Он наверняка предпочел бы сохранить ваши прошлые отношения в секрете. Вы признаетесь?
— Я не шпионка!
Я глубоко вдохнул и выдохнул:
— Тогда больше ничего сделать нельзя. Мора, не скажешь ли своему отцу, что мы должны увидеться с ним, как только он встанет и оденется?
— Нет. — Мора обратилась к Фаве: — Иди и скажи Онорифике о воде для бабушки.
Я покачал головой, и Фава сказала:
— Действительно, Мора, я...
— Я серьезно. Иди сейчас.
Фава встала, кивнула и вышла, закрыв за собой дверь. Глядя ей вслед, я не мог не восхититься совершенством иллюзии. На мой взгляд (но не на взгляд Орева!) это была девочка лет тринадцати-четырнадцати, довольно маленькая, со светло-каштановыми волосами, которые, как я знал, должны были быть париком.
— Плох вещь! Рыб голов? — Орев потянул за мой собственный локон.
— Нет, завтрак еще не готов. Я уверен, что Онорифика придет и расскажет нам.
— Я... — начала Мора.
Я оборвал ее:
— Я знаю. Сначала позволь мне отослать Торду.
Мора покачала головой:
— Я и есть шпионка. Это была я.
— Как пожелаешь, — сказал я ей и обратился к Торде: — Мора шпионила за своим отцом для Дуко Ригоглио. Я обвинил вас в надежде заставить ее признаться. Вы понимаете?
— Это... — пробормотала потрясенная Торда. — Это его убьет.
— Возможно, если он узнает. Несколько минут назад вы сказали, что любите его. Вы собираетесь сказать ему?
Она покачала головой.
— Тогда, может быть, любишь. Ты расскажешь своему отцу, Мора?
— Нет, — ответила Мора. — Я не могу.
— В таком случае, и я. Если мы трое сможем сохранить тайну, то нет никаких причин, чтобы ее не сохранить.
Мора начала было говорить, но я поднял руку, чтобы заставить ее замолчать:
— Прежде чем ты скажешь что-нибудь о Фаве, имей в виду — не исключено, что мы видели ее в последний раз. Ты это понимаешь? Вот почему я не хотел, чтобы ты ее отослала.
— Надеюсь, она ушла. Это бы сделало все проще. — Мора осела на стуле.
— Труднее, я полагаю, и, конечно, менее удовлетворительно. Она завербовала тебя, не так ли?
После долгой паузы Мора кивнула.
— Значит, Фава действительно шпионка Дуко? — спросила Торда.
— Она была — или остается — одной из двух, — сказал я. — Она уговорила Мору сотрудничать с ней и, мне кажется, сама доставляла их отчеты в Солдо.
Пока я говорил, Фава открыла дверь:
— Да, я попросила Мору рассказать мне кое-что, вот и все. Я никогда не говорила ей о шпионаже или об отчетах для Дуко. Неважно, что она тебе сказала. Это все, что было.
— Я так и думал. Но через некоторое время она, должно быть, поняла, что делала. Если она не поняла до того, как Инклито сказал ей, что, по его мнению, в доме есть шпион, то после этого она, конечно, должна была понять все. Тем не менее, она не хотела, чтобы ты ушла.
Мора кивнула.
— И она, должно быть, очень боялась, что ты найдешь способ рассказать об этом ее отцу после того, как уйдешь, — письмо, которое можно найти в твоей комнате, или что-нибудь в этом роде. Большинство из вас не может писать, но ты можешь, я знаю. Так как ты ходила в палестру вместе с Морой, это неудивительно.
— Она бы этого не сделала, — сказала Мора.
— Она ответит, что не стала бы, если бы ты спросила ее сейчас, я совершенно уверен. — Я наблюдал, как Фава снова села на мою кровать. — Фава, что тебе дал Дуко? Серебро и золото? Карты, с помощью которых можно отремонтировать посадочный аппарат? Не еду; ты, кажется, без труда добываешь ее для себя.
Она покачала головой.
— Тогда что же это было?
— Не скажу!
— Скажешь. — Я постарался показаться безжалостным. — Я даю тебе возможность уйти живой, но могу все рассказать Инклито, если понадобится.
Угрюмое молчание.
— Через некоторое время мне придется поговорить с Тордой наедине, потому что хочу, чтобы она рассказала мне о своем личном деле. Но твое дело — не личное. Ты должна рассказать нам всем троим прямо сейчас, особенно Море.
— И Торде тоже?
— Да. Уже поздновато скрывать от Торды.
Я повернулся и посмотрел в окно. Вставало Короткое солнце, освещая широкие поля Инклито и его жирный скот. (Сегодня я видел, как он нагнулся и поднял комок черной земли, которую только что вспахали под озимую пшеницу.) Указав на них, я сказал Море:
— Без сомнения, он говорил тебе — все это когда-нибудь будет твоим. Твоим и твоего мужа.
— Хорош мест! — заверил нас Орев, и Мора молча кивнула.
— Как Дуко платил тебе, Фава, за информацию, которую ты ему приносила? Что он тебе дал?
— Ничего! — Она заколебалась. — Он предлагал драгоценности, в основном. Драгоценности и карты. Я раздавала их или выбрасывала.
— Могу себе представить! Золото — тяжелая штука. Если тебе не нужны были драгоценности Дуко или его карты, то чего же ты хотела? Чего-то же ты хотела.
Она покачала головой:
— Ничего.
— Я знаю, видишь ли, или, по крайней мере, мне так кажется, и я скажу Море, если не скажешь ты. Из моих уст это прозвучит намного хуже.
— Ты и так знаешь все!
— Увы, я знаю не так много, как нужно. Я намерен снова обратиться к богам, если смогу убедить отца Моры дать мне ягненка...
