Здесь я должен перепрыгнуть к ужину. Двое молодых людей, которые должны были отвезти письма, написанные мною для Инклито, ели вместе с нами, и все мы были слишком увлечены разговором с ними, чтобы кто-нибудь мог предложить им игру в истории. Один из них вырос в Бланко; его зовут Римандо
[72] — это означает «задержка», говорит он мне, и это имя ему дали, потому что мать носила его почти десять месяцев.
— Если бы я знал это, — сказал Инклито, — я бы никогда не принял тебя. Ты будешь полдня накидывать потник.
Другой — наемник, чью историю рассказал Инклито; его зовут Эко, и я видел, как он кивнул Инклито, когда я вошел в столовую.
— Они поедут, чтобы передать мои письма в Новеллу Читта и Олмо, — объяснил Инклито матери и дочери. — Это будет опасно. Они это знают, и любой бог подтвердит, что я знаю. Но они собираются сделать все возможное, чтобы добраться туда, не так ли, парни?
Оба молодых человека кивнули.
— Труперы Дуко уже в пути, чтобы сразиться с нами? — спросила меня мать хозяина дома. — Вы это видели, когда приносили жертву?
— Как я вам и говорил, мадам.
— Мы должны в это поверить, — сказал ее сын. — Но если бы боги сказали Инканто, что Дуко не сдвинется с места еще месяц, мы все равно должны были бы поверить, что его войска отправились в путь. Мы не можем позволить себе думать иначе. Вы должны держаться подальше от главных дорог. Вы должны держаться подальше от маленьких боковых дорог, насколько это возможно. Под вашими копытами должна быть трава всякий раз, когда это возможно.
Подумав о Зеленой, я добавил:
— И листья над вашими головами.
— Верно. Держитесь подальше от любых глаз. Двигайтесь быстро, но не так быстро, чтобы измотать ваших лошадей. — Инклито на мгновение замолчал. — Я не думаю, что у вас будет возможность менять лошадей, но делайте это, если сможете. Ведите их под уздцы вверх по склону, если он будет крутым. Давайте им отдыхать.
Впервые заговорив, Мора сказала:
— Сейчас они должны были бы скакать.
Ее отец покачал головой:
— Они приехали сюда верхом. На сегодня этого достаточно. Пусть теперь они хорошо поедят и хорошенько выспятся. У нас есть хорошие большие стойла и чистая солома для лошадей, вода, овес и кукуруза. Завтра они уйдут, как только взойдет солнце.
Повернувшись к Римандо, он пояснил:
— Меня разбудит Десина, моя кухарка. Она ложится спать сразу после ужина и встает рано. Я разбужу тебя, и тебя тоже, Эко. Я провожу вас.
Они кивнули, и я бросил на Инклито взгляд, который постарался сделать многозначительным.
— Мы не хотим, чтобы вас убили. Мы не хотим вашей смерти, понимаете? Если они попытаются остановить вас и вы сможете уйти, прекрасно. Но если не сможете... — Он поднял обе руки.
— У них есть иглометы? — спросила Мора.
Римандо покачал головой.
— Мы не можем выделить ни одного, — сказал ее отец. — Ни иглометов, ни карабинов, ни сабель. В любом случае они слишком тяжелые. Мы хотим, чтобы они скакали, а не сражались.
Пока он говорил, вошла сама Десина и переложила огромное жаркое с вертела на большое оловянное блюдо; она церемонно поставила его перед Инклито; тот встал и взялся за вилку, которой можно было бы бросать сено, и разделочный нож с лезвием длиной с мое предплечье:
— Священное мясо. Никто не ругается и не говорит против богов во время еды, это невежливо.
Эко, сидевший между Инклито и его матерью, спросил меня, не была ли жертва волом.
Я покачал головой:
— Молодой бычок, теленок с черной мордой. Разве в вашем городе приносят в жертву волов?
— Думаю, да.
— Может быть и так, обычаи разные. В моем собственном городе — и тем более в Старом Вайроне — ни одно животное, которое было искалечено каким-либо образом, не могло быть принесено в жертву, так же как ни один частный человек, приносящий жертву дома, не должен предлагать хлеб, от которого отрезан кусок, или вино после того, как он отпил из бутылки.
— Ты ведь не падре, Инканто? — спросила Салика. — Я знаю, я спрашивала тебя раньше.
Я улыбнулся ей:
— Да, боюсь, что не падре. И не авгур, как мы их называем. Наши уставы допускают жертвоприношение, совершаемое сивиллой, когда нет авгура, и жертвоприношение мирянина — или мирянки, если уж на то пошло, — когда нет авгура или сивиллы. Такие жертвоприношения почти всегда носят частный характер и совершаются перед небольшой святыней в собственном доме жертвующего.
— Понимаю.
— Мне кажется, что это, состоявшееся на ферме вашего сына и в его присутствии, со священным огнем на алтаре из дерна, который я соорудил сам, вполне можно считать частным.
— Присутствовали только члены семьи, — объяснила Салика Римандо и Эко. — Мой сын, внучка и я.
— И Торда, — добавила Мора.
— Да. Торда помогала Инканто с ножом и кровью.
Пока мы разговаривали, Инклито отрезал толстый кусок мяса:
— Ты главный гость, Инканто, и ты пожертвовал теленка ради нас. Протяни свою тарелку.
Я не стал:
— Меньше этого или половину. Меньше, в качестве одолжения.
— Римандо? Держи. — Инклито отрезал кусок поменьше и дал мне.
— В Гаоне, где я был до того, как пришел сюда, — сказал Эко Море, — все еще приносят в жертву Ехидне телок, но сами не едят мяса.
— Боги получили голову, все четыре ноги и еще кое-что, — заметил Инклито, кладя на тарелку Эко толстый кусок говядины. — Говорят, это все, что им нужно, и мы можем получить остальное.
— Жители Гаона воздерживаются от говядины и телятины не потому, что считают их нечистыми, — объяснил я, — а потому, что считают их слишком священными.
Римандо, резавший мясо, остановился:
— Но боги сказали вам, что орда Солдо собирается напасть на нас? Это очень важно. И вообще, что это были за боги?
— Внешний и морская богиня Исчезнувших людей, — сказал я ему. — Я даже не знаю, как ее зовут, и, наверное, сейчас никто не знает.
Мора озорно улыбнулась:
— Ты можешь спросить своих соседей.
Я улыбнулся в ответ:
— Ты имеешь в виду самих Исчезнувших людей? Я постараюсь запомнить.
— Фава в них не верила, — сказала Мора Эко. — Фава — моя подруга, которая жила у нас до сегодняшнего утра.
— Мне дали ее старую комнату, — сказал Римандо. — Похоже, она оставила после себя много своих вещей.
— Я думаю, она вернется за ними, в конце концов.
