Он казался вполне заурядным человеком, хотя мы посчитали его фантастически одетым. Он увидел, что руки нашего пленника связаны, а ноги в путах, и спросил, не ведем ли мы его к пельтастам
[107]. Поскольку я понятия не имел, кто это может быть, я спросил, что они с ним сделают.
— Перережут ему глотку и бросят в реку. — Незнакомец рассмеялся, видя, что наш пленник понял его.
Я предположил, что его арестуют и будут судить за то, что он ударил ножом нашего товарища.
— Он омофаг, сьер. Что толку от всех этих процедур? С таким же успехом вы можете убить его сами и избавить от него весь город. Кстати, откуда вы родом?
Терцо, Морелло и Сфидо назвали Солдо, Мора и я — Бланко, а Шкура — Новый Вайрон.
— Никогда о них не слышал. Они ведь на юге, верно?
С находчивостью и остроумием, удивившим и обрадовавшим меня, Шкура сказал:
— Мы так не думаем.
Незнакомец пристально смотрел на Джали:
— Если такие женщины, как эта, там не носят одежду, я бы хотел пойти туда, где бы это ни было.
Она улыбнулась ему и облизнула губы.
— Эти пельтасты... — громко произнес я, чтобы привлечь его внимание. — Они вершат здесь правосудие и следят за соблюдением законов?
— Это солдаты, сьер. Видите ли, автарх увольняет их со службы, когда они уже достаточно повоевали и устали от этого. Они возвращаются, чтобы набрать новых людей и обучить их, а тем временем они заставляют нас уважать себя, собирая налоги и пошлины, разгоняя мятежников и все остальное.
— Я понимаю. Где мы можем найти их, а также врача?
— Здесь? — Он покачал головой. — Вы не можете, сьер. В этой части города уже очень давно почти никого нет.
— И как давно? — спросил я. Мы снова двинулись в путь, и он вместе с нами, краем глаза наблюдая за Джали.
— Не могу точно сказать, сьер. — Он указал вверх по реке. — Видите, вон там торчит белый дом? Выглядит так, словно он в воде или около нее?
Я покачал головой.
— Я вижу его, Отец, — сказал Шкура. — Он, должно быть, лигах в трех, по крайней мере.
— Четырех, — объявил Эко. — Четырех, если напрямик.
— Моего деда, — объявил незнакомец. — Он жил там до самой смерти, и это было... — он сделал паузу, прикидывая. — Шестьдесят с лишним лет назад. Он был одним из последних, и, когда он ушел, бабушка переехала к нам. Люди говорят, что город теряет улицу каждое поколение. Я не говорю, что это правильно, но близко. Пять или шесть улиц за сто лет, в зависимости от обстоятельств. За какое же время обезлюдили улицы в округе? Я не могу сказать точно, но должно быть очень долгое.
— В лиге семь тысяч шагов, — пробормотал мне Сфидо. — Судя по тому, что я здесь видел, улицы разделяют семьдесят или восемьдесят двойных шагов. Скажем, сто, на всякий случай. Если Эко прав в своей оценке, четыре лиги, то упадок начался примерно две с половиной тысячи лет назад. Если прав ваш сын, то три четверти из них, то есть тысяча девятьсот, если только я не ошибся.
Мора посмотрела на Дуко Ригоглио, потом на меня и подняла брови.
Я кивнул:
— Как бы ни были стары эти дома, я не могу поверить, что они такие старые. Без сомнения, скорость, с которой их покидали, в свое время была намного выше; но если мы примем оценку Куойо и погрешность составит пятьдесят процентов, то им все равно примерно тысяча лет.
Джали взяла незнакомца за руку и пошла рядом с ним:
— Я подумала о городе, который мы оба знаем, Раджан.
Я кивнул.
— Он не совсем заброшен. Рабы немного ремонтируют старые здания, когда мы... когда их заставляют.
Орев приземлился на некотором расстоянии:
— Долг путь! Идти быстр.
— Он говорит, что мы должны поторопиться, — перевел я для остальных. — Если нам придется пройти хотя бы две лиги, прежде чем мы сможем найти врача, он совершенно прав.
Хотя я считал себя достаточно здоровым, чтобы путешествовать, я обнаружил, что очень устал после короткого дня езды. Мы остановились на ночлег, когда было еще довольно светло. Шкура воспользовался этим и строит для нас — точнее, для меня, поскольку ясно, что его заботит мое самочувствие, — небольшое укрытие из палок и сосновых веток. Я уверен, что мы все еще находимся на территории Бланко.
Пока мы ели, я прочитал ему то, что написал перед тем, как мы покинули заброшенный фермерский дом, ибо я надеюсь вдохновить его в конце концов прочитать весь отчет, и для этого ему не будет вредно узнать, что он сам время от времени появляется в нем. Он очень заинтересовался Городом инхуми и задал много вопросов, на некоторые из них мне было очень трудно ответить.
— А сколько ему лет? — Это было уже во второй раз.
— Как я уже сказал, у меня нет ни малейшего представления, хотя он наверняка очень древний. Есть деревья, которые мы здесь назвали бы большими, растущие из боков многих башен.
— Настоящему большому дереву должно быть сто лет. Примерно. Если его срубить, можно сосчитать кольца.
Я согласился.
— Скажем, прошло сто лет, прежде чем одно из них пустило корни...
— Много сотен. Эти башни были построены Соседями, которые строили гораздо лучше, чем мы, люди.
— Ты имеешь в виду Исчезнувших людей?
Я кивнул, наблюдая за ним, пока сам зачерпывал ложкой приготовленное мной рагу. У нас достаточно серебряных карт для наших нужд, и мы смогли купить баранину, репу, муку, масло, яблоки и соль на ферме, мимо которой проезжали.
— Откуда ты так много о них знаешь?
Я еще раз кивнул, указав на эту рукопись:
— Все здесь. Потребуется утомительный вечер, чтобы рассказать тебе все, Шкура, и в конце концов ты обнаружишь, что я на самом деле почти ничего не знаю, хотя я не раз говорил с Исчезнувшими людьми.
— Они построили этот город на Зеленой? А потом ушли и отдали его инхуми? Почему?
— Потому что предпочли отказаться от него — отказаться от обоих этих витков, — чтобы не жить с инхуми, как живем сейчас мы.
— Почему? — повторил он.
Я покачал головой.
— А ты разве не знаешь? — Он поставил свою миску и внимательно посмотрел на меня через наш маленький костер.
