— Пожалуй, ничего. Ты хорошо разглядел их, хотя бы на миг?
Он покачал головой.
— У них были длинные носы?
— Думаю, что да.
— Большие уши?
— Не знаю. Я не очень хорошо видел лица, но они были не из тех, кого я знаю. Или я так не думаю.
— Я понимаю. Ты смотрел на свои руки, Шкура?
— На свои собственные руки? Не думаю.
— Мы редко это делаем. Или, по крайней мере, я не часто смотрю на свои. Джали, наверно, следит за ними гораздо больше. Когда мы убивали бандитов, я забил человека до смерти своим посохом.
Он кивнул:
— Я помню.
— Не думал, что ты заметил. Ты стрелял.
— Ты должен был это сделать, Отец.
— Нет. Нет, я не должен был и не собирался. Я только ударил его, кажется, несколько раз, и он упал, но не выпустил ножа из руки. Потом он начал подниматься, и я испугался — отчаянно испугался, Рог...
— Я Шкура, Отец.
Хотя сейчас я краснею, записывая это, тогда я только моргнул и уставился на него, удивляясь, как я мог сделать такую глупую ошибку. Меня спас Орев, приземлившись на землю так, чтобы костер находился между ним и Джали.
— Больш мокр, — с важным видом прокаркал он. — Птиц найти.
— Это очень далеко? — спросил его Шкура.
— Птиц найти! — повторил он.
— Он имеет в виду, — сказал я Шкуре, — что это далеко для нас, но не для него. Есть ли город, Орев, где земля встречается с морем?
— Больш город!
— Понимаю. А есть города ближе, чем тот? До которого мы могли бы добраться завтра, например?
— Нет город.
Я кивнул:
— Большое тебе спасибо, Орев. Ты очень помог.
Он взлетел.
— Он все еще боится Джали, — сказал я Шкуре. — Не думаю, что у него есть на это причина, но он боится.
— И я тоже, немного. Я имею в виду, не на Зеленой или в другом месте, но здесь.
Я снова кивнул:
— Она была в твоем сне?
Он покачал головой.
— Был ли еще кто-нибудь, кроме высоких мужчин?
— Маленькая девочка по имени Мора и еще одна. Ты помнишь Мору, приехавшую на ферму, которую Джали называла своей? Ты сказал, что знал ее раньше, и она говорила так, как будто знала тебя.
— Конечно.
— Эта маленькая девочка была очень похожа на нее, темноволосая и хорошенькая. И еще у нее было что-то на щеке. — Шкура прикоснулся к середине своей собственной.
— Я понимаю.
— Они играли в куклы. Ты же знаешь, как это делают девочки.
— Да, конечно.
— У них было много кукол, игрушечных тарелок, маленький столик и стулья. Темноволосая хотела, чтобы я поиграл с ними, и я сказал, хорошо, но только не в это. Тогда другая сказала, как насчет игры в прятки? И я сказал, хорошо. Потом они сказали, что их куклы тоже могут играть, и кто бы ни был водящим, пусть тоже ищет кукол.
— Понимаю.
— Я закрыл глаза, ты же знаешь, как это делается, и сосчитал до ста. Ты хотел знать, смотрел ли я на свои руки.
— Да. И?
— Угу. Я просто подумал об этом, но тогда посмотрел. Я помню, как опустил руки после того, как посчитал. Они тоже выглядели моложе, как и все остальное во мне.
— У тебя было кольцо? Вообще какое-нибудь украшение?
Он покачал головой.
— Ты помнишь кольцо, которое я нашел в посадочном аппарате?
— Конечно. Только ты отдал его Сухожилию, а не мне. Не думаю, что смог бы забрать его с собой.
— И я. Я просто хотел узнать, помнишь ли ты, как оно выглядело.
— Кольцо из белого золота с белым камнем.
Я кивнул, посмотрел на свои руки и поднял посох, который лежал рядом, пока я спал:
— Я говорил о том, что убил этим человека. Я не собирался убивать его, но боялся, что он убьет нас. Я подумал, что он может убить тебя или Джали, и продолжал бить его изо всех сил; когда бой закончился, я посмотрел на него, и он был мертв.
— Это не твоя вина, Отец.
— Конечно моя, но и его. Это была — и есть — моя вина, что я убил его. Это его вина, что я несу вину за его убийство, потому что он дал мне хороший повод бояться его. Но даже если удастся доказать, что его смерть не была ни его виной, ни моей, это не вернет его к жизни.
— Да.
— После того как бой закончился, я заметил, что у меня на руках кровь, и понял, что это его кровь. Я вымыл их и на мгновение подумал, что потерял кольцо, которое дала мне Саргасс.
С ветки, расположенной на некотором расстоянии от нашего костра, Орев крикнул:
— Птиц речь. Речь дев.
Я поднял на него глаза:
— О чем ты говоришь?
— Речь дев. Шелк идти. Идти мокр! — Он улетел, быстро исчезнув в темном небе, и Шкура рискнул сказать:
— Может быть, он хочет сказать маме, что мы возвращаемся домой?
— Может быть. Могу я спросить, чем закончился твой сон?
— Ну, я закрыл глаза, как и говорил, и потом долго-долго искал. Иногда я видел этих высоких мужчин. Они стояли неподвижно рядом с чем-то высоким, вроде одного из буфетов, или больших часов, или чего-то еще. Но я знал, что они не играют, и вообще я не должен был их видеть, поэтому притворился, что не вижу, и продолжал искать.
— Ты нашел кого-нибудь?
— Да. Это заняло много времени, но в конце концов я это сделал. Я открыл один большой шкаф, и там была одна из кукол. — Он замолчал, лицо его было встревожено.
— Я бы подумал, что ты был счастлив.
— Так и было. Но это была всего лишь кукла. Похожая на младенца, словно кто-то вырезал лицо, как на твоем посохе. Только это было детское личико, выкрашенное в розовый цвет. Моложе, чем ребенок Балы. Нельзя было даже сказать, мальчик это или девочка.
Я сказал, что сомневаюсь, что это имеет какое-то значение.
— Да, не имеет, кажется. Я взял ее и понес, как настоящего ребенка, и попытался вернуться. В то место, где я считал?
— Я понимаю. Ты смог его найти?
— Нет. Я искал и искал, но не смог их найти. Ну, знаешь, маленький столик и стулья, на которых сидели куклы. В конце концов я усадил куклу в угол и сказал, что она водит. Я объяснил, что надо закрыть глаза, считать и искать людей, а потом убежал и спрятался. Там стоял огромный длинный диван со множеством ножек, не знаю сколько, но восемь или десять, может быть, и я лег на живот и заполз под него.
— Продолжай.
— Там уже пряталась маленькая девочка. Сначала я подумал, что у нее желтые волосы, но это было не так.
