— Хуз у моей двери вы видите?
— Да, Беруп. Никогда хуза такого большого я вижу. Клыки длиной с мою ладонь они есть.
— Это ваш Бэбби есть? — спросил он меня.
— Да, я совершенно в этом уверен.
— Ваш Бэбби Вадсиг ранит он есть?
— Я безусловно так не думаю.
Он повелительно махнул рукой:
— Вадсиг, к двери опять иди. Если хуза ты видишь, дверь открытую оставь и нам ты говоришь. Если нет хуза ты видишь, дверь ты закрываешь и свою работу ты делаешь.
Она присела в небрежном книксене и поспешила прочь.
Сайфер протянула ему письмо, которое я написал несколько часов назад, ее рука дрожала так сильно, что бумага зашуршала:
— Нахожу это в спящей девушки комнате я есть, Беруп. Это вы читаете? Аанваген, тоже?
Они склонили над ним головы.
— Ваша дочь она есть, мессир? — Ее голос дрожал.
Я кивнул.
— Спит весь день она есть. Спит всю ночь она нет. Ходит она есть, разговаривает есть. — Она повернулась к Аанваген, ее голос дрожал: — Мои картины со стен срываются!
Внизу что-то с грохотом упало. Вадсиг закричала.
Глава шестая
ТЕМНЫЕ ПУСТЫЕ КОМНАТЫ
— Там чегой-то х'есть, кореш. — Рука Хряка, ощупывая темноту, которая останется с Хряком после тенеподъема, нашла его руку и сомкнулась вокруг нее; острые ногти впились в его плоть. — Хаза, могет быть.
— Как ты думаешь, они разрешат нам там поспать? Я не вижу ни малейшего огонька.
— Х'и Гончая не зажигает свет, ты грил.
— Масло, которое будет гореть в лампах, очень дорого, — заметил Гончая, находившийся где-то поблизости, — а свечи почти невозможно найти ни за какие деньги. — Немного помолчав, он добавил: — Я действительно не могу сказать, как близко мы находимся от города, но мы проделали долгий путь. Я, например, валюсь с ног. А как насчет тебя, Рог?
Хряк отпустил его руку. Постукивание ножен указало на то, что наемник двинулся вправо.
— Хряк идет пешком, — сказал он, — а я только и делаю, что сижу на спине этого удивительно терпимого осла. Я уверен, что Хряк — и мой осел — должны быть гораздо более утомлены, чем я.
— Стена. — Голос Хряка раздался совсем рядом. — Ни х'окна, ни двери. — Последовала пауза. — Вот х'и ворота. Широко раскрыты, вроде хак.
— Нет ворот! — сообщил ему Орев.
— Там есть пустой особняк, — объяснил Гончая. — Я проходил мимо него много раз. Мы могли бы разбить там лагерь, если все захотят. Это должно уберечь от дождя, а после такой жары дождь, скорее всего, пойдет. Как ты к этому относишься, Рог? Ты бы хотел остановиться?
— Да. — Он достал огниво, которое дала ему Пижма. — Я бы хотел взглянуть на него, если он принадлежал человеку по имени Кровь. Так ли это?
— Понятия не имею, кому он принадлежал. Все, что я могу вам сказать, — никто не жил в нем с тех пор, как я начал ходить по этой дороге. Он довольно далеко от города, и здесь полно пустых домов. Большинство из них не в таком плохом состоянии, как этот.
— Тогда я хочу остановиться, если вы с Хряком согласны. — Фонарь вспыхнул.
— Я бы не стал использовать эту свечу больше, чем необходимо.
Голос Хряка донесся откуда-то издалека:
— Вхожу, кореш. Ты х'идешь?
— Да. — Он спешился.
Стена была разрушена; искореженное железо, сквозь которое пробиралась майтера Мрамор, исчезло.
— Я дрался здесь, Орев, — прошептал он птице, сидевшей у него на плече.
— Нет драк!
— Иногда приходится. Иногда ты сам дерешься.
Орев заерзал, его клюв недовольно клацнул:
— Плох мест.
— О, без сомнения. Здесь они держали Шелка, Синель, патеру Наковальня и мастера Меченоса. Не так давно я вообразил, что Меченос идет рядом со мной. Я бы хотел, чтобы он вернулся. — Он провел осла через ворота и поднял фонарь, надеясь хоть мельком увидеть виллу, принадлежавшую Крови, но слабый свет свечи едва освещал далекую бледную громаду фонтана Сциллы. — Или Шелк, — вполголоса добавил он.
— Плох мест!
— Там, естественно, водятся привидения, — хихикнул Гончая позади них. — Они должны быть во всех этих старых местах.
— Действительно. — Человек, к которому обратился Гончая, помахал перед собой шишковатым посохом, хотя свет его фонаря не выявил никаких препятствий. — Здесь должен быть мертвый талос. Хотел бы я знать, что с ним случилось.
— Ну, а я хотел бы знать, что случилось с твоим другом Хряком. Я не вижу его впереди.
— Ты совершенно прав. Орев, пожалуйста, не поищешь ли его? Если он попал в беду, возвращайся и немедленно сообщи нам.
— Удобный питомец. — Гончая догнал его. — Ты бывал здесь раньше?
— Двадцать лет назад. Тогда у меня был карабин вместо палки и тысяча друзей вместо двух. Без сомнения, я должен был бы сказать, что мне это нравится больше, потому что сейчас никто не пытается убить меня; но правда в том, что не нравится. — Он указал посохом на ворота. — Гвардейские поплавки прорвались сюда, стреляя из жужжалок, пока мы — добровольцы вроде меня, гвардейцы и даже птеротруперы Тривигаунта — перелезали через стену. Здесь были талосы, но между поплавками и нами у них не было ни единого шанса. Другие сделали гораздо больше, я уверен; но я выстрелил один раз, прежде чем...
Вернулся Орев и опустился ему на плечо:
— Хряк идти.
— Значит, с ним все в порядке?
Орев что-то хрипло каркнул, и Гончая сказал:
— На этот раз я не смог его понять.
— Он ничего не сказал, только издал какой-то звук. Это значит, что он не знает, что сказать, или не знает, как это сказать. Значит, с Хряком что-то случилось, чего Орев не может объяснить, или что он не знает, как сказать нам. У него течет кровь, Орев?
— Нет кровь.
— Это хорошо. Надеюсь, он не упал?
— Нет, нет.
Фонтан был сухим, его чашу наполняли гниющие листья, а некогда белый камень стал грязно-серым. Одна из рук Сциллы была отломана.
— Люди все еще молятся ей, Гончая?
Гончая заколебался:
— Иногда. Я сам не религиозен, поэтому не обращаю на это особого внимания, но не думаю, что все так, как было раньше. Сейчас в основном приносят в жертву уток, по крайней мере так мне однажды сказала мама Пижмы.
— А что с теофаниями?
— Боюсь, я не знаю этого слова.
— Дев идти, — объяснил Орев.
— Сцилла появляется в ваших Священных Окнах?
