— Птиц найти. — Орев взлетел. — Идти птиц!
— Х'от тя справа, кореш.
— Я знаю. — Он уже начал идти. — Когда-то здесь была мягкая лужайка, Хряк.
— Х'йа.
— Мягкая зеленая лужайка перед тем, что в действительности было дворцом, заведением более роскошным, чем Дворец кальде в городе или даже Дворец Пролокьютора. Трудно поверить, что все произошедшие здесь перемены были — в конечном счете — к лучшему. И все же так оно и есть.
Рука Хряка легла ему на плечо:
— Маши своей палкой пошире, кореш. Ты чуть не врезался в стену.
— Спасибо. Боюсь, что я вообще забыл ей махать.
— Х'йа. Ты видишь, хак твоя птица, кореш?
Услышав его, Орев крикнул:
— Идти птиц!
— Нет. Я вижу в этой темноте не лучше, чем ты сам, Хряк.
— Тогда маши своей палкой х'и стучи х'ей по земле раньше, чем х'упадешь х'и научишься.
— Я так и сделаю. Ты уже нашел оранжерею, Орев?
— Птиц найти! Идти птиц!
— Теперь он ближе, правда, Хряк? Хряк, ты можешь судить, осталось ли здание слева от нас таким же высоким, как раньше? Насколько я помню, основное строение состояло из трех этажей и мансарды.
Последовала долгая пауза, прежде чем Хряк ответил:
— Х'оно больше не такое, х'или не кажется таким.
— Тогда мы здесь. — Кончик его посоха нашел стену. — Я не акробат, Хряк, а даже если бы и был акробатом, то вряд ли смог бы удержаться на твоих плечах в темноте. Не мог бы ты присесть здесь, у этой стены, чтобы я мог встать на тебя? И оставаться достаточно близко от стены, чтобы я мог опереться на нее, когда ты встанешь? Боюсь, я покажусь тебе тяжелым.
— Ты-то, кореш? — Хряк сжал его плечо. — Заставили меня нести больного быка, х'однажды. Кэпа Ланна
[134], вроде хак. — Хряк присел на корточки, его голос звучал на одном уровне с ухом слушателя. — Тяжелый хрен, сказали х'они, только ты х'и могешь нести х'его. Взбирайся, кореш.
— Я стараюсь.
— Не легко было найти х'его, но х'он весил не больше щенка. Мои руки хотели махать х'им, хак палкой. Тады, хак все стало х'опять безопасно, надоть было перенести х'его на лошадь. Х'он был х'у мя за шеей, хак ты. Х'он был так зол. Встаю, кореш. Ты поставил руки на стену?
— Да, — сказал он, — я готов в любое время.
Это оказалось не так легко, как он надеялся, но ему удалось протиснуться через одну из амбразур зубчатого парапета.
— Шелк идти! — гордо объявил Орев.
— Ну... — он поднялся на ноги, пыхтя от напряжения. — По крайней мере, настоящий Шелк действительно когда-то был здесь.
Он перегнулся через зубчатый парапет, тщетно пытаясь разглядеть своего друга в темноте:
— Хряк, может подашь мне мой посох? Я положил его у стены, и он мне понадобится, чтобы нащупать дорогу.
— Х'йа. — Пауза. — Нашел. Вытяни руку.
— Нет рядом. Иди птиц.
Хозяин Орева внезапно ощутил трепет страха:
— Не ударь его случайно, как я однажды сделал.
— Ну чо, твоя рука х'его нащупала, кореш?
— Шелк щупать!
— Да. Да, я... стоп! Он коснулся моих пальцев, как раз. Вот, он у меня.
— Хорошо. Х'а хак нащет мя, кореш? Хак Хряк поднимется наверх?
Он выпрямился, поднял шишковатый посох над зубчатой стеной и постучал по неровной поверхности, на которой стоял.
— Ты — никак. У нас нет способа сделать это, и я вовсе не уверен, что эта крыша выдержит твой вес. Я знаю Мукор, как я уже сказал, и в прошлом она оказывала мне помощь. Если я найду ее, то приведу к тебе. — Он на мгновение взвесил моральность этого заявления и добавил: — Или пошлю к тебе.
Он отвернулся прежде, чем Хряк успел возразить. Однажды ищущий кончик его посоха нашел зияющую пустоту там, где раньше была стеклянная крыша оранжереи; после этого он осторожно ступал и оставался так близко к парапету, что время от времени его левая нога задевала его зубцы.
— Стена идти, — предупредил Орев.
Кончик его посоха обнаружил ее, руки инстинктивно нащупали окно. Он отодвинул в сторону то, что осталось от сломанного ставня.
— Прямо здесь, — сказал он Ореву. — Вот оно, как я себе и представлял. Там кто-нибудь есть?
— Нет муж. Нет дев.
Он просунул посох в окно, развернул его поперек проема и с его помощью втащил себя внутрь, кончики его поношенных ботинок царапали стену.
— То самое место, я уверен. Это была комната Мукор, первая комната, в которую вошел Шелк, когда вломился в этот дом.
Его посох обнаружил только пол и пустое пространство.
— Здесь есть мебель, Орев? — спросил он. — Столик? Что-нибудь в этом роде? — Положив руку на стену, он сделал один осторожный шаг, потом другой. — В день, когда здесь был Шелк, дверь была заперта снаружи, — сказал он темноте, — но вряд ли это все еще так. — Ответа не последовало. После еще полминуты осторожных поисков он позвал: — Орев? Орев? — но птица не ответила.
— Ты плохо себя вел?
Голос казался до боли далеким.
— Словно говорящий действительно на Синей, — сказал он вслух. — Как ты, я полагаю.
Тишина, темнота и тяжесть прожитых лет.
— Я хотел бы поговорить с тобой, Мукор. Мне нужно кое-что тебе сказать и кое-что спросить, а также попросить об одолжении. Ты не хочешь поговорить со мной?
Далекий голос не вернулся. Его пальцы нащупали дверь и распахнули ее.
— Ты плохо себя вел?
Он подумал о Зеленой, о войне, которую проиграл там, о восхитительных ночах с однорукой любовницей, чьи губы имели вкус соленого моря:
— Да. Много раз.
Мукор встала перед ним так, словно всегда была здесь.
— Ты пришел сюда, чтобы найти меня. — Это был не вопрос.
— Да, чтобы сказать тебе, что я здесь и что я ищу глаза для твоей бабушки. Я пообещал ей, что это сделаю.
— Тебя так долго не было.
Он покорно кивнул:
— Я знаю. Я сделал все возможное, чтобы найти Шелка, но так и не нашел его. Я все еще ищу.
— Ты найдешь его. — Ее тон не допускал никаких сомнений.
— Найду? — Его сердце подпрыгнуло. — Это замечательно! Ты уверена, Мукор? Ты действительно знаешь будущее, как боги?
Она молча стояла перед ним, не больше ребенка, с лицом-черепом и гладкими черными волосами, спадающими до пояса.
