— Каменщики и плотники с карабинами, из которых они едва умели стрелять, с известковым раствором и опилками на коленях. У меня был карабин и игломет, и я безмерно гордился обоими. Ты был трупером, Хряк. Надеюсь, у тебя была лучшая подготовка, чем у меня.
— Не намного.
— Нет речь. — Орев уловил что-то в тоне Хряка.
— Мне стало интересно — надеюсь, ты не подумаешь, что я вмешиваюсь не в свое дело, хотя, возможно, так оно и есть, — не было ли у вас какой-нибудь церемонии посвящения. Жертвоприношение для Сфингс в каком-нибудь мантейоне, чтобы посвятить тебя и твоих товарищей искусству войны.
Хряк не ответил.
— Ты чем-то напоминаешь мне человека по имени Гагарка, а Гагарка был очень религиозен, несмотря на всю свою жестокость и развязность.
— Х'а твои боги позволили б х'им забрать мои зенки, кореш? Х'ежели б молился правильно х'и все тахое?
Он пожал плечами:
— Я полагаю, что они могли бы вмешаться, чтобы предотвратить такую жестокость, но, похоже, они редко это делают. Когда ты в последний раз был в мантейоне, Хряк?
Чтобы заполнить молчание, последовавшее за этим вопросом, Гончая сказал:
— Мы с Пижмой почти не ходим туда. Мы должны начать, если она беременна, иначе будет много проблем с обмыванием ребенка, не так ли?
— Дай х'им чо-нибудь. Х'эт все х'исправит.
— Я не богатый человек, — словно извиняясь, сказал Гончая. — Хотел бы я им быть.
«А я бы хотел, чтобы здесь была огромная гора, — подумал он. — Огромная гора, по извилистому перевалу которой мы бы ехали все утро, так чтобы можно было внезапно обогнуть каменный выступ. Тогда мы обнаружили бы, что смотрим вниз на Вайрон, который расстилается под нами, как ковер, улицы бегут на северо-восток и юго-запад, на юго-восток и северо-запад, а широкий косой разрез Солнечной улицы пересекает их с востока на запад, проходя прямо через самую старую часть города. Эта часть была построена Пасом, как и старый розовый дом, дома и лавки, построенные до того, как здесь появились жильцы, до того, как кто-то здесь покупал или продавал. Мы должны были бы объявить их священными и содержать в порядке; вместо этого мы нашли сотню поводов для жалоб, дали им разрушиться, одному за другим, и построили новые, которые, как мы говорили, были лучше, даже когда они не были».
Яблоня тоже исчезла. Теперь, когда свечи стоят так дорого и когда лампадное масло так трудно найти, деревья рубят на дрова. Может быть, ее посадил Пас? Он не мог этого сделать, яблони живут не дольше человека. Но теперь, когда она исчезла, когда ее срубили, распилили и сожгли, сможет ли кто-нибудь посадить другую?
— Кажется, тогда я впервые услышал эту песню, — сказал он вслух. — Это была для меня новая песня, и, уверен, я не думал тогда, что она будет столько для меня значить.
— Ты пойдешь в Хузгадо, Рог? — спросил Гончая. — Ты сказал, что хочешь поговорить с кальде.
— Я знаю, что сказал. — Прилив новых мыслей.
Гончая прочистил горло:
— Я пойду в ту гостиницу, о которой тебе рассказывал. Так как я собираюсь снять комнату, я могу также поесть там — у них хорошая еда. Если вы с Хряком захотите пойти со мной, я с удовольствием угощу вас. Тогда вы узнаете, где она находится, на случай, если не сможете найти другое пристанище сегодня вечером.
Придя к решению, он покачал головой:
— Это очень любезно с твоей стороны, но я знаю, где это. Сначала я хочу пойти в четверть Солнечная улица, где раньше жил, а не в Хузгадо. Если только Вайрон не изменился еще больше, чем я предполагаю, мне, вероятно, придется ждать большую часть дня, прежде чем я смогу попасть к кальде; и если я приду во второй половине дня, я, вероятно, прожду остаток дня и не войду вообще. Так что я не пойду в Хузгадо до утра. А как насчет тебя, Хряк?
— С тобой, кореш. Ты не против, чо х'он спросит х'об зенках?
— Конечно, нет. В четверть Солнечная улица?
— Худа х'идешь ты.
— Птиц идти, — объявил Орев. — Идти Шелк.
Домов стало больше, и не все они были пустыми; вскоре они выстроились вдоль дороги. Гончая указывал на те, которые принадлежали друзьям и знакомым, рассказывая какой-нибудь анекдот или описывая какой-нибудь эксцентричный поступок:
— Вот мантейон этой четверти. Туда мы ходили, когда жили здесь.
— Думал, чо ты не, — мягко возразил Хряк.
— О, иногда. Теперь мы иногда ходим с мамой Пижмы, и она хочет, чтобы мы ходили почаще, я знаю. Но в те дни мы всегда ходили туда, когда приезжали ее мать и отец. Тогда ее отец был еще жив. По-моему, я уже говорил тебе, что, когда он умер и оставил нам магазин, мы вернулись в Концедор. — Он заколебался. — Полагаю, сейчас он заброшен. В четверти осталось не так много людей. Если его бросили, то, боюсь, он будет заперт. Не хотите ли заглянуть внутрь на минутку, если это не так?
— Х'йа, — обрадовался Хряк. — Х'а х'он может глянуть? Х'он не может. Впрочем, хотю посмотреть х'его. Х'а хак нащет тя, кореш?
— Если это нас не задержит.
— О, он небольшой. Совсем небольшой. Просто обычное место, я уверен, но я подумал, что вам может быть интересно.
— Нет резать, — пробормотал Орев.
Хряк склонил голову набок:
— Х'о чем Х'орев грит?
— Что он говорит? Он говорит: «Нет резать», как всегда говорил первый Орев, любимец патеры Шелка. Возможно, это та же самая птица.
— Нет резать! — повторил Орев более отчетливо.
— Ты знаешь, почему он так говорит? — поинтересовался Гончая.
— Он знает, что там приносят в жертву животных, и боится, что его тоже могут принести в жертву. Если бы мы понимали, что другие животные пытаются сказать нам, то без сомнения обнаружили бы, что они говорят то же самое.
Как раз в этот момент над головой пролетела стая ворон, кружась и каркая; услышав их, Хряк спросил:
— Чо х'они грят, кореш? Ты завсегда знаешь, чо грит Х'орев, чо нащет х'этих?
Он посмотрел в направлении небоземель и, казалось, на мгновение забыл о своих товарищах и о себе:
— «Завтра, завтра, завтра». Я думаю, это значит, что завтра я найду Шелка, хотя я уже нашел его; но это также может означать, что завтра ты найдешь новые глаза. Надеюсь, это так.
Гончая с любопытством оглянулся:
— Ты уже нашел Шелка? Я удивлен, что ты нам не сказал.
— Я нашел бога прошлой ночью, после того, как ты рассказал мне о нем; и я не должен был говорить даже этого, Гончая. Пожалуйста, забудь, что я упомянул об этом.
Гончая молчал, пока они проходили мимо других пустых домов, но потом спросил:
— Ты можешь читать будущее по полету птиц? Я слышал об этом, но забыл, как это называется.