— Да, — с готовностью согласился Гончая. — Вот как я ее узнал.
— Тогда я должен добавить, что в отсутствие кабана Фэа обычно изображают держащей молодого поросенка, а когда поросенка нет, вы можете узнать ее по толстой талии; она — щедрая покровительница поваров и лекарей. Этого достаточно?
Гончая кивнул:
— Следующую я вообще не смог узнать. Кто она такая?
— Дай мне пощупать х'ее. — Толстые пальцы Хряка прошлись по верху и бокам изваяния и исследовали область вокруг его ног. — Х'она носит шлем, не так ли, кореш?
— Да, это так. Шлем с низким гребнем. — Он наклонился поближе, разглядывая статую. — Я хотел сказать, что нет привычного льва, поэтому ты и не смог опознать ее, Гончая, но это не совсем так. Она носит медальон с львиной головой, хотя он слишком мал, чтобы его можно было различить издали. Хряк, который был трупером, конечно, узнал ее по шлему, но я думаю, он боялся — напрасно, — что я могу обидеться, если он назовет ее раньше меня. Она Сфингс, самая младшая из Девяти.
Гончая подошел поближе, чтобы взглянуть на медальон:
— Я рад, что она все еще здесь. Многие ее статуи были разбиты, когда мы сражались с Тривигаунтом.
— Возможно, это замена — статуя выглядит немного новее, чем другие. Если это так, то, скорее всего, именно по этой причине ее льва заменили украшением. Возможно, авгур надеялся, что вандалы примут ее за младшую богиню.
— Хорош бог? — поинтересовался Орев.
Его хозяин пожал плечами:
— Я бы так не сказал, но она не хуже, чем остальные из Семерых. Она слывет храброй, по крайней мере, и в течение своей жизни я обнаружил, что люди, обладающие одной добродетелью, обычно имеют несколько. Можно представить себе человека удивительно храброго, но в то же время алчного, бессовестного, пьющего, завистливого, беспощадного, похотливого, жестокого и все остальное в этом печальном перечне; но никто никогда не встречал такого монстра — по крайней мере, я не встречал.
— Спасиб'те большое, кореш, — сказал Хряк.
Он был ошеломлен:
— Ты же не можешь так думать, всерьез. Я знаю тебя не так давно, но никто из тех, кто провел в твоем обществе хотя бы час, не мог бы предположить, что ты являешь собой массу пороков. Ты великодушен, сердечен и добродушен, Хряк; и я легко мог бы назвать еще дюжину твоих добродетелей — терпение и упорство, например.
— Ты — хороший пацан, кореш.
Гончая откашлялся и, казалось, чуть не задохнулся:
— Я хочу сказать, что Рог говорит и за меня. Я не мог бы сказать это так же хорошо, как он, но я чувствую то же самое. — Последовало неловкое молчание.
— Может, перейдем к следующему? Признаюсь, мне не терпится до него добраться.
— Женщина, держащая змей? Я хотел спросить еще кое-что о Сфингс, но забыл, что именно.
— Вообще-то она довольно интересная фигура. Когда я был мальчиком, я считал ее наименее привлекательной из Девяти, и в этом есть доля правды; но она отнюдь не менее сложная. Можно подумать, что она — зеркальное отражение своей сестры Фэа. Если это так, то Фэа — зеркальное отражение Сфингс, что делает ее богиней мира. Титул ей подходит, хотя она и не удостоилась его, по крайней мере в Вайроне.
Хряк снова прикоснулся к изваянию Сфингс, найдя медальон:
— Х'они сражаются, кореш? Похоже, х'они должны.
— Нет. — Опираясь на посох, он изучал статую. — Несмотря на мечи, которые она держит, Сфингс не просто богиня войны, как мне следовало бы пояснить. Она также управляет послушанием, храбростью, бдительностью и выносливостью — всеми добродетелями, которыми должен обладать трупер, даже чистотой и порядком. Я упомянул, что Фэа была богиней врачей, богиней исцеления. Я знал одного доктора Журавля из Тривигаунта — это было еще до того, как они стали воевать с нами. Он был крепким и храбрым, хотя и невысоким человеком; и он сказал бы нам в недвусмысленных выражениях, насколько хорошая диета и чистые руки имеют отношение к здоровью и исцелению. Так что нам нужны и Фэа, и ее сестра. Можно сказать, что они нуждаются друг в друге.
Выпрямившись, он с улыбкой повернулся к Гончей:
— Ты вспомнил, о чем хотел спросить?
Гончая покачал головой.
— Тогда у меня вопрос к тебе. Когда ты сказал, что многие изваяния Колющей Сфингс были разбиты, я предположил, что ты имел в виду разгневанных жителей Вайрона, которые видели в них символы Тривигаунта. Минуту назад мне пришло в голову, что вандалами могли быть и сами жители Тривигаунта. Статуи, подобные этой, запрещены в Тривигаунте и на его территориях, предположительно по ее приказу, как и ее изображения; и я полагаю, что какая-нибудь глубоко религиозная женщина из Тривигаунта могла поддаться искушению и уничтожить их, где бы она их ни нашла. Это и произошло?
— В основном в городе, я думаю. В Великом мантейоне.
Хряк усмехнулся:
— Х'обе стороны х'их ломают?
Гончая кивнул с печальной улыбкой:
— Я слышал это о жителях Тривигаунта, наверное, потому, что они делали это там. И я надеялся, что Рог объяснит нам, почему они этого хотят. Вот о чем я хотел спросить, но забыл. А ты можешь, Рог?
Он уставился в полумрак закрытого ставнями мантейона, где одинокая полоска солнечного света пронзала пыльный воздух.
— Шелк речь!
— Боюсь, Орев имеет в виду меня. — Он снова повернулся к ним. — Кто я такой, чтобы противиться требованиям птицы? Они хотели этого, потому что думали, что этого хочет их богиня; но ты, конечно, и сам это понимаешь. Настоящие вопросы заключаются в том, хотела ли она это, и если да, то почему. — Он снова замолчал, его ясные голубые глаза были погружены в раздумья.
— Если она не хотела, то ее предполагаемое требование, по-видимому, ложь, выдвинутая Капитулом Тривигаунта — как бы он ни назывался — или правительством Рани. Если это так, то они, вероятно, делают это для того, чтобы более жестко отделить своих людей от тех, кто живет в других городах. Я уже упоминал, что к югу от Нового Вайрона есть город выходцев из Тривигаунта?
— Я этого не знал, — сказал Гончая.
— Произошла определенная степень смешения, которую некоторые люди с обеих сторон стремились предотвратить — женщины Тривигаунта выходили замуж за вайронезцев, а вайронезки — за мужчин Тривигаунта.
— Жаль всех четверых, — сказал Хряк.
— Как и мне, в некотором смысле, но сомневаюсь, что они гораздо более — или гораздо менее — недовольны, чем другие пары.
Во всяком случае, их обычай — отказываться изображать богов — явно изолирует народ Тривигаунта. Этот мантейон показался бы им богохульным; что еще важнее, дом любого благочестивого человека в Вайроне тоже был богохульным. У моего друга Гагарки, который был, что называется, обычным преступником, хотя и необычным человеком, на стене висело изображение Сциллы. Но я отвлекаюсь от темы.
