— Иногда. Иногда бегство — самое мудрое, что можно сделать.
— Вы правы, я уверен.
— Раньше я бегала от тебя. От Шелка, я имею в виду. Не потому, что я боялась Шелка, а потому, что боялась унижения. Это было глупо.
Он кивнул:
— Унижение — подарок от Внешнего, я совершенно уверен.
— Неужели? Теперь ты говоришь как Шелк.
— Хорош Шелк, — каркнул Орев и зашевелился у него на плече.
Он сказал:
— Я польщен. Если Шелк говорит такого рода вещи, то он нам очень нужен.
— Муж прийти!
— Я хотел сказать, что все унижения приводят к исключению. Униженный человек чувствует, что он — или она — больше не является членом группы или, по крайней мере, не является ее уважаемым членом. И покидая группу, он приближается к Внешнему, богу, которого отвергли другие боги.
В дверь небрежно постучали, и она тут же открылась.
— Вы должны быть в Великом мантейоне через пятнадцать минут, — сказал протонотарий.
— Я сделаю все, что в моих силах.
Мята жестом велела протонотарию закрыть дверь, и он это сделал.
— У нас осталось совсем мало времени, — сказала она, — иначе я бы поспрашивала тебя об этом. Но времени совсем нет. Ты в опасности. Мой муж сказал тебе.
— Здесь есть чужаки — Его Высокопреосвященство называет их «внешними», что, возможно, очень важно, — которые ищут Шелка. Вы это имеете в виду?
Она кивнула, и рука, которая была скрыта ее шалью, появилась на свет, держа азот с бледным, слегка пурпурным камнем в рукоятке и кровавым камнем около гарды. На мгновение показалось, что ей не хочется с ним расставаться.
Орев присвистнул, добавив:
— Плох вещь!
— Это очень опасная вещь, безусловно. И очень ценная. Вы могли бы продать его за большие деньги, генерал.
— Я могла бы продать его, если бы он был моим. — Она вздохнула. — Но он не мой. Рог, если бы ты задал мне тот вопрос, мне было бы намного легче. Я хотела сказать, что, хотя такая женщина не может использовать азот, она все же может получить удовольствие, если отдаст его тому, кто в нем нуждается. Это мое удовольствие, и я требую его. Возьми его, пожалуйста.
— Если он вам больше не нужен, вы должны вернуть его Шелку, — сказал он ей.
— Я хочу владеть им. Очень сильно хочу, но я не нуждаюсь в азоте, а тебе он может понадобиться. А что касается того, чтобы вернуть его... Я уже пыталась это сделать. Один раз Шелк принял его, но вскоре вернул обратно. Прикрой его рукой.
В ризнице Великого мантейона Орев разглядывал ряд жертвенных ножей:
— Хорош Шелк. Нет резать!
— Я не буду, — сказал он, — но ты должен помочь мне и остаться здесь. Если ты полетишь туда, люди тебя увидят и подумают, что я принес тебя для того, чтобы принести в жертву богам, и вполне могут потребовать, чтобы я это сделал. Ты останешься здесь?
— Хорош птиц!
Он вычистил сутану авгура, которую дала ему Оливин (наполовину пристыженный неуклюжими стежками, которыми он утром зашил в нее свои зерна кукурузы), вымыл руки и пригладил непослушные волосы. Теперь же, повинуясь внезапному порыву, он решил сбрить бороду и стал соскребать ее ухоженной бритвой, инкрустированной печатью Капитула — ножом и чашей.
— У моего отца она была больше, — сказал он Ореву, — но гораздо проще — обычная костяная ручка. Это слоновая кость, если я не ошибаюсь.
— Нет резать!
— Я постараюсь этого не делать. Еще немного мыла, я полагаю.
Он зачерпнул щеткой, сделанной из барсучьей шерсти, душистое мыло из фарфоровой кружки Великого мантейона и энергично перенес его на левую щеку.
— Признаюсь, я напоминаю себе доктора Журавля, сбривающего бороду в нашем трактире в Лимне. Он хотел немного оставить, как и я. Но нет, нужно сбрить все, как и он. Когда борода исчезнет, мое сходство с патерой Шелком будет гораздо менее заметным, я полагаю; кроме того, это...
— Хорош Шелк!
— Это может сбить со следа этих внешних — если использовать наводящий на размышления термин Его Высокопреосвященства.
— Плох люд? — Орев перелетел с подоконника на умывальник, откуда смотрел на своего хозяина глазом, похожим на отполированный гагат.
— Хотел бы я знать. Есть около сотни вещей, которые я хотел бы знать, Орев. Например, я хотел бы знать, есть ли среди прихожан Хряк и Гончая; и я очень хотел бы знать, есть ли среди них генерал Мята и кальде Бизон, не говоря уже об этих внешних. Я хотел бы знать, где находится Шелк, почему ни Бизон, ни Его Высокопреосвященство не ведут меня к нему, хотя им обоим так выгодно убрать Шелка из города. — В последний раз прикоснувшись к верхней губе, он прополоскал бритву под краном.
— Хорош Шелк!
— Да, и для кальде Бизона и Его Высокопреосвященства в этом и заключается проблема. Для Его Высокопреосвященства Шелк — второй Пролокьютор, способный — даже если и не желающий — руководить Капитулом вместо него. Для кальде Бизона присутствие Шелка в городе еще хуже.
Энергично использованное, полотенце усеяло его черную сутану еще более темными точками. Он осмотрел их и решил, что ничего не поделаешь и что они в любом случае скоро высохнут.
— У него уже есть генерал Мята, его леди-жена, которая так старательно избегает называть себя кальде Мята. Все равно она — второй кальде.
— Хорош дев!
— Конечно. Вот почему так много людей любят ее и доверяют ей. Но за ней стоит еще один кальде — Шелк. Я не хотел бы получить работу Бизона ни на каких условиях, и уж точно не на таких.
В дверях ризницы появился авгур:
— Вы готовы к шествию, патера? Я покажу вам, где мы собираемся.
Теперь уже не было смысла возражать против такого почетного обращения.
Шепот пронесся по толпе, заполнившей Великий мантейон, словно ветер пронесся по лесу, шевеля листья — мягкий, когда он покидал нартекс, и набравший силу, когда он шел по нефу. Он никак не мог знать (говорил он себе), что это происходит из-за того, что он идет рядом с Пролокьютором, на шаг позади и на шаг вправо, как ему было приказано. Но он знал, что это так, и был слегка — необъяснимо — смущен.
Для них были приготовлены места на некотором расстоянии от Большого алтаря, достаточно удаленные, чтобы их не побеспокоил огромный огонь, который готовились разжечь два десятка авгуров и сивилл; для Пролокьютора — великолепный трон из черного дерева, аскетично отделанный золотом, для него — кресло рядом и ниже, едва ли менее внушительное и такое же черное.
Хор из... Он попытался сосчитать певцов. Четыреста человек, по меньшей мере. На Синей они могли бы основать свой собственный маленький городок под названием Песня или Мелодия. Переженившись, они породили бы сладкоголосую чистую расу, которая быстро стала бы знаменитой.
