— Вот, хватайтесь за этот выступ. — Руки хирурга, гораздо более длинные и сильные, чем его собственные, направили его к выступу. — Не позволяйте себе думать, что вы ничего не весите.
С мрачной решимостью он вцепился в сглаженную песком скалу:
— Именно так все и выглядит.
— Из-за ветра. — Белый свет повязки хирурга постепенно удалялся. — Ветер хочет подхватить вас и унести прочь. Если вы позволите себе ощутить, что ничего не весите, он так и сделает.
— Нет летать, — объяснил Орев.
— Жара порождает ветер? — Он был так напуган, что у него даже зубы застучали.
— В точности. — Хирург, казалось, ждал его, возможно, услышав стук. — Темдень делает только хуже, потому что солнце не выравнивает температуру. В конце концов, реактор остынет и ветер стихнет, но они снова запустят солнце задолго до этого. Чтобы реактор полностью остыл, требуются месяцы.
Уставившись на лампу хирурга, он горячо сказал:
— Я понял.
— Ветер несет песок. В один день песка столько, что он засыпет человека до макушки, а на следующий — голая скала. Песок стирает камень, образуя еще больше песка, и камень трескается от жары.
— Кажется, сейчас очень жарко, — рискнул сказать он.
— Нет. Если бы светило солнце, все вокруг было бы настолько горячим, что было бы невозможно прикоснуться. Прижмитесь, чтобы ветер вас не достал.
— Я постараюсь, — пообещал он, — но, кажется, очень ветрено.
— Это потому, что мы поднимаемся. — Белый свет лампы на головной повязке хирурга исчез где-то вдали, но голос хирурга все еще доносился до него, единственный спокойный элемент в этой дикой ночи. — Вы должны отталкиваться ногами.
— Нет летать! — настаивал Орев.
Свет хирурга появился снова, на удивление близко:
— Ваши ноги намного сильнее рук.
Он с трудом вдохнул и тут же выплюнул песок:
— Я даже не знал, что мы поднимаемся.
Белый свет остановился.
— Вы весите немного, но не думайте, что вам не будет больно, если ветер швырнет вас на камни. Так произошло со мной, и так мог бы ранить Священный Гиеракс. Иногда люди погибают таким образом.
Он хотел сказать, что постарается быть осторожным, но мог только пробираться вперед, наполовину ползком.
— Нам не положено чинить Груз. — Они были настолько близко, что он мог смутно видеть глубоко посаженные глаза и широкий плоский нос хирурга. — Но для вас я сделаю исключение. Спросите меня, если вас ранит.
— Вы сделали... — он тяжело дышал. — Исключение... Для Хряка. Спасибо.
Хирург схватил его за руку и помог преодолеть последние два кубита:
— Мой долг — кое-что рассказать вам.
— Пожалуйста, сделайте это.
— Держитесь за это, и вы сможете встать.
Хирург снова направил его руку; сквозь свист ветра щелканье сутаны авгура походило на непрерывную работу хлыстом.
— Посмотрите туда. Вы видите мою руку?
— Видеть рук? — повторил Орев.
— Да. — Бледный рукав облегчал задачу, хотя на его конце, казалось, не было никакой кисти.
— Этот зеленый свет. Видите?
— Да, мне кажется. Он что, мигает?
— Именно туда вам нужно. Это лазарет. Лига или полторы лиги, что-то вроде того. Передайте ему от меня привет.
— Конечно.
Ветер снова поднялся, и хирургу пришлось почти кричать, чтобы его услышали:
— Вы все еще собираетесь идти?
— Я... да.
— Вы можете вернуться со мной, если хотите.
Он кивнул, хотя их лица почти соприкасались:
— Спасибо. Вы очень добры.
Хирург взял его за руку:
— Тогда пошли.
Орев добавил свой собственный голос:
— Идти счас!
— Нет, — сказал он. — Вы меня неправильно поняли. Я вовсе не имел в виду, что возвращаюсь с вами, просто вы проявили необычайную вежливость. Я всегда буду у вас в долгу.
— Я думал, вы захотите вернуться, как только увидите лазарет.
— Нет, — сказал он.
— И все для того, чтобы навестить больного друга.
— Это Хряк. — На данный момент это было единственное объяснение, которое он мог дать.
— Хорошо. Посмотрите назад. Видите красный свет?
Он снова кивнул:
— Мы оттуда пришли.
— Верно. У основания пилона стоит ящик. Откройте его, потяните за рычаг, снова закройте, и вы сможете войти внутрь. Не прямо в Удаленную смотровую комнату, но рядом. Спросите меня.
— Мне придется вернуться туда, чтобы добраться до нашего посадочного аппарата? — Мысль о том, чтобы дважды проделать путешествие длиной в лигу, была почти невыносимой.
Хирург покачал головой, и можно было снова думать о жизни, о Хряке, лежавшем в белой постели, о тишине и молитве.
— Это на тот случай, если вы повернете назад, — сказал хирург.
— Не поверну.
— Вы можете это сделать, если будете ранены. — Хирург схватил его за плечо. — Если нет... Ну, тогда до свидания.
— До свидания, и еще раз спасибо. — Он повернулся бы и ушел бы, но рука хирурга не ослабила хватки.
— Вы будете дальше от полюса. По мере приближения к лазарету вы будете немного прибавлять в весе.
— Очень приятно это знать.
— Жаль, что я не могу пойти с вами.
Он почувствовал прилив благодарности:
— И мне.
Хирург отпустил его плечо:
— Я скажу им, чтобы они ждали вас, и попрошу их сменить вам повязку. Она вся будет в песке.
— Спасибо, — сказал он. — Спасибо еще раз.
Он уже начал спускаться по склону, когда оклик хирурга остановил его.
— Что?
— Вы поблагодарили меня за то, что я подлатал вашего друга Хряка.
— Да! — Ему пришлось кричать, чтобы его услышали.
— Они сказали нам помочь. Это сделал летун. Подождите.
Он наблюдал, как качающаяся лампа хирурга спускается по каменистому склону гораздо быстрее и искуснее, чем он сам.
— Летун сказал, что мы должны это сделать. Может быть, мой долг — рассказать вам об этом. Главный компьютер — это капитан. Вы, наверное, знаете.
Его инстинкт напомнил об осторожности:
— Я знал, что так обстоит дело на востоке. Я не был уверен, что вы тоже ему подчиняетесь.
— Подчиняемся. — Хирург повел его к валуну, который послужил укрытием от гонимого ветром песка. — Раньше он общался с нами напрямую. Он больше не может, потому что кабель перерезан. Поэтому он посылает летунов. Или божков, но в основном летунов.
