Я достал письмо и протянул его Вайзеру, но он только постучал им, все еще сложенным, по краю стола:
— Этот город, этот Вайрон. Оттуда вы пришли. Советник им рулит. Не так это?
Кабачок покачал головой:
— Согласно нашей Хартии, делами в Вайроне руководил кальде. Мы не всегда следовали нашей Хартии, но так там написано. Ему подчинялось Аюнтамьенто, в состав которого входили советники. Когда мы с Рогом улетали, Шелк был кальде, и он велел нам идти. Люди из других посадочных аппаратов, которые прибыли позже нас, говорили, что он все еще был кальде, когда они уезжали, и убеждал их рискнуть и уехать.
Вайзер махнул сложенным письмом:
— Одним из этих советников ты был, Кабачок?
Кабачок снова покачал головой.
— Никем ты был. Когда этот Шелк придет, ты снова никем будешь. Зачем он тебе нужен, если ничем ты был?
Я начал было протестовать, но Кабачок сказал:
— Это правда. Я был никем.
Вайзер проглотил половину бокала вина:
— Так вот Шелк ты привозишь, где люди, которые никогда его не видели, его любят. Кальде здесь он будет, и совет как раньше ему захочется. Советник тогда ты реально есть.
— Это может произойти. — Кабачок пожал плечами. — Но, вероятно, не произойдет. Ты всерьез думаешь, что мы посылаем Рога привести Шелка ради этого?
— Меня этого достаточно.
— Кто управляет твоим собственным городом? Ты?
— Дорп? Нет. Своей лодкой я управляю. Для меня достаточно, что она есть.
Кабачок намазал маслом булочку, пока мы ждали, когда он снова заговорит:
— Ты можешь знать ветра и ориентиры, но не знаешь людей. Не так хорошо, как ты думаешь.
— Любой это может сказать. — Вайзер взял себе еще одну оладью из корнеплодов.
— Ты прав. Любой может сказать это. Даже кальде Шелк мог бы, потому что это правда. — Кабачок поднял свой бокал и со стуком поставил его на стол. — Я один из пяти, кто пытается править Новым Вайроном. Рог может рассказать тебе об этом, если ты захочешь услышать. Меня не всегда слушаются, никого из нас. Но я стараюсь, и наши люди знают, что я хочу лучшего для города. Ты говоришь, что кальде Шелк захочет новое Аюнтамьенто, если приедет сюда. Может и нет, у него было много проблем с нашими советниками дома.
Вайзер продолжал есть, не сводя глаз с лица Кабачка.
— Если он этого не сделает, я снова стану никем. Ладно, займусь своей репой, и, если Шелк когда-нибудь попросит моей помощи, он ее получит. Если ему нужно Аюнтамьенто, он может захотеть, чтобы я был в нем. И это тоже будет хорошо. Если он попросит моей помощи, я могу выторговать себе место. А может, и нет. Это будет зависеть от того, какую помощь он хочет и насколько сильно в ней нуждается. Я не буду спрашивать, удовлетворяет ли тебя все это.
— Хорошо это. Нет тебе спрашивать.
— Я говорю, что не буду просить, потому что прошу твоей помощи не ради себя. Я прошу ее ради всех в моем городе, и ради всех на этом вывернутом наизнанку витке, на который отправил нас Пас. Если этого не достаточно, я прошу ее ради Рога, находящегося здесь. Он отправляется один в место, где никто из нас никогда не был, потому что есть шанс, что мы сможем заставить Шелка прийти сюда.
Кабачок указал на меня вилкой:
— Посмотри на него. Вот он сидит и в течение недели может утонуть. У него есть жена и трое сыновей. Если ты знаешь что-то, что может ему помочь, у тебя есть возможность сказать ему. Если ты этого не сделаешь и он умрет, возможно, я буду единственным, кто обвинит тебя. Один старик в чужом городе — это ничто. Но, может быть, ты будешь винить себя. Подумай об этом.
Вайзер повернулся ко мне:
— Эта жена, красивая молодая девушка она?
Я покачал головой и объяснил, что ты — мой ровесник.
— Меня? — Он указал на себя, ткнув большим пальцем в грудь. — У меня есть красивая молодая девушка. В Дорпе она есть.
— Ты должен скучать по ней, я уверен.
Кабачок начал было говорить, но Вайзер остановил его, подняв руку:
— Разве я сказал, что не расскажу? Нет! — Он рыгнул. — Это я тебе расскажу. Торговец, который держит свое слово, я есть. Кому и зачем знать хочу. Мое право, это. Но кто ты такой, я понимаю, Кабачок, и почему они здесь тебя слушают.
Он развернул письмо и потер его между пальцами:
— Хорошая бумага. Где взял ты?
И снова Кабачок указал на меня.
— Я ее сделал. Это то, что я делаю, — сказал я.
— Бумагоделатель ты есть?
Я молча кивнул.
— Не моряк. — Вайзер нахмурился. — Почему не моряка он посылает?
— Он и моряк, одновременно, — сказал Кабачок. — Едет он, а не кто-то другой, потому что мы ничего не выиграем, если наш посланец доберется до Паджароку, но не сможет убедить Шелка вернуться с ним. Рог единственный, или почти единственный, кто может это сделать.
Вайзер хмыкнул, не отрывая глаз от письма.
— Есть еще два человека, которые могут иметь такое же влияние на кальде Шелка, а то и больше, — сказал я. — Хочешь услышать о них?
— Если хочешь, я слушаю.
— Они обе женщины. Одна — майтера Мрамор, но она стара и слепа и верит, что заботится о внучке, которая заботится о ней. Ты бы хотел, чтобы я отошел в сторону и они могли отправить ее?
Вайзер издал грубый звук:
— Не дальше Беледа
[12] она могла бы зайти.
— Ты прав. Другая — Крапива, моя жена. Она прекрасный моряк, сильная для женщины, и у нее больше здравого смысла, чем у всех мужчин, которых я знаю. Они собирались пригласить ее, если бы я не согласился, и, я уверен, она пошла бы.
Вайзер усмехнулся:
— А ты дома сиди и готовь! Нет, ты должен идти. Это я вижу.
— Я хочу идти, — сказал я ему. — Больше всего на свете я хочу снова увидеть Шелка и поговорить с ним. Я знаю, что Крапива чувствует то же самое, и, если мне удастся привести его сюда, она тоже увидит его и поговорит с ним. Ты сказал, что майтера Мрамор доберется не дальше Беледа. Белед — это город, где обосновались жители Тривигаунта, не так ли?
— Совершенно верно, — сказал Кабачок.
— Это та сторона? Север?
Вайзер рассеянно кивнул:
— Здесь об Он-держать-огонь я читаю. Обратно в Виток он заставит свой посадочный аппарат лететь. Как же это, такое он может делать? Другие люди этого делать не могут.
— Понятия не имею, — ответил я. — Возможно, я смогу это выяснить, когда доберусь до Паджароку.
— Рог хорошо разбирается в технике, — сказал Кабачок Вайзеру. — Он построил фабрику, которая делает эту бумагу.
