Сначала я подумал, что Бэбби поймал морскую птицу и съел ее; но в таком случае должны были остаться перья, по крайней мере несколько перепачканных кровью перьев, а их не было.
— Не птица, — сказал я ему. — И не рыба. Рыба может прыгнуть на борт, но там будет чешуя. Или, во всяком случае, я думаю, что будет. Что это было?
Он внимательно выслушал, и я почувствовал, что он все понял, хотя и не подал виду.
Я поднял топсель и подошел к румпелю, направив нас немного дальше от низкого острова. В воде плавали водоросли, как это часто бывало у Ящерицы, длинные ленты более или менее зеленых листьев, удерживаемые на плаву пузырями размером с садовый горошек. Как и все, кто жил у моря, мы собирали эти водоросли, высушивали их и делали из них трут; мне пришло в голову, что у нас осталось очень мало трута и еще меньше дров. Трут без дров бесполезен, но если я буду смотреть в оба, то смогу подцепить несколько палок плавника. Я собрал большую охапку водорослей и разложил их на вощеных брезентовых крышках грузовых сундуков, бросая крошечных крабов, цеплявшихся за нити, обратно в воду. Другие сновали по лодке и плавали в трюме, пока Бэбби не поймал их и не съел, с безошибочным удовольствием раздавливая панцири зубами и проглатывая их вместе со всем остальным.
Наблюдая за ним, я понял, что сбился с пути, когда предположил, что он съел существо, чью кровь я нашел на палубе. Оно не могло быть маленьким, и ему пришлось бы съесть его целиком — кожу, кости и все остальное. И все же он был явно голоден. Я бросил ему яблоко и сам съел, прислушиваясь к его быстрому, громкому хрусту и чавканью. К тому времени я уже не раз слышал, что Бэбби делал с костями, и был совершенно уверен, что шум, который он издавал, пожирая животное любого размера, непременно разбудил бы меня.
Вот что произошло, почти наверняка: кто-то взобрался на борт по носу, возможно, каким-то образом ухватившись за бушприт, как это случилось со мной, когда я снова забрался на борт, спасаясь от левиафана. Бэбби бросился на него, ранил, и он упал обратно в море. Топот ног Бэбби не разбудил меня, потому что я привык слышать, как он ходит по лодке, пока я сплю. Он слизал всю кровь, какую только мог найти, точно так же, как потом слизал свернувшуюся кровь, которую я извлек из щелей между досками острием ножа Сухожилия.
Что-то упало обратно в море, истекая кровью и тяжело раненное. Что же это было? На мгновение я подумал о женщине, которую подстрелил, о том, как она плыла лига за лигой за нашей лодкой, намереваясь отомстить. Если бы я рассказывал здесь детям сказку, сидя у камина, то, без сомнения, так оно и было бы; но я излагаю чистую правду, и я знал, что все это совершенно невозможно. Женщина, в которую я стрелял, по всей вероятности, была мертва, а если и не умерла, то только потому, что ее спасла черная лодка, с которой она упала.
Неужели оно действительно вышло из моря? Инхуми умели летать, и, хотя у них не было собственной крови, они могли обильно истекать кровью других, когда недавно питались, как истекал кровью в туннелях тот инхуму, которого мы называли патера Квезаль. Бэбби почти наверняка нападет на инхуму, как только увидит его, решил я. Но мог ли он таким образом поймать и победить одного из них? Большой самец хуз мог бы, но Бэбби был только наполовину взрослым.
Что же тогда вышло из моря? Еще один левиафан? Я был уверен, что даже маленький левиафан убил бы или ранил любого, кто осмелился бы напасть на него, а Бэбби казался совершенно невредимым. Я решил поспать днем и постоять с ним на страже после тенеспуска.
Баркас уже не качало так, как раньше, и к тому времени он уже не так сильно кренился, как тогда, когда я впервые поставил топсель. Я вскарабкался на мачту (чего уже давно не делал, и это оказалось труднее, чем я помнил) и огляделся. Остров, который я видел слева, был далеко, но хорошо виден — ровная зеленая равнина чуть выше моря, усеянная кое-где кустами и маленькими раскачивающимися деревьями.
Я посмотрел на правый борт, и мне показалось, что я там вижу еще один, похожий остров.
— Если это части одной и той же суши, то мы, возможно, нашли наш западный континент намного раньше, чем ожидали, — сказал я Бэбби, хотя и знал, что это не может быть правдой.
С течением дня водорослей в воде становилось все больше и больше, но плавника не было видно.
Однажды, когда мы с Саргасс были на берегу реки, я почувствовал, что нас трое. В моей голове пронеслись полдюжины предположений, из которых наиболее очевидными и убедительными были те, где Мукор незаметно сопровождает нас, или где Крайт
[15] покинул баркас и следит за нами с какой-то своей целью. Самое фантастическое предположение — мне стыдно, что приходится писать здесь об этом и признаваться, что в то время я действительно был близок к тому, чтобы всерьез в него поверить, — шаман, чьей помощью мы пытались заручиться прошлой ночью, напустил на наш след невидимого дьявола (он хвастался, что делал такое с другими людьми). Через час или больше этого беспокойства я понял, что третий человек, которого я почувствовал, был просто Бэбби, которого я по какой-то умственной ошибке перестал считать животным.
В конце концов, шаман мог иметь к этому какое-то отношение, потому что западные народы не делают различия между человеком и животным. Стригмедведь, безусловно, человек и важный, а Бэбби считался для нас чем-то вроде сына, приемного сына или приемыша. Когда я понял это, я улыбнулся, подумав, что это делало Крайта братом Бэбби, а Бэбби — братом Крайту.
Так было и в тот день, когда я дремал в тени под фордеком. Со мной плыл другой моряк, и я чувствовал, что могу отдыхать, пока море остается спокойным. Если бы было нужно, он встал бы за румпель, и если бы было целесообразно взять еще один риф на гроте, он бы его взял.
Когда я проснулся, то обнаружил, что солнце коснулось горизонта. Ветер стих до легкого бриза, и кливер, который, как я был почти уверен, я спустил перед тем, как лечь, был снова установлен. Я отдал единственный взятый риф на гроте (на котором, как мне казалось, я брал два) и распустил парус, объясняя Бэбби все, что я делаю и почему. Если он что-то и понял, то ничего не сказал.
— Можешь ложиться, если хочешь, — сказал я ему, и, к моему большому удивлению, он улегся под фордек точно так же, как и я, хотя меньше чем через час снова был на ногах. После этого мы вместе стояли на страже.
Смотреть было особо не на что, во всяком случае, так казалось в то время. Водоросли стали гуще, чем когда-либо, так что я чувствовал, что они активно сопротивляются нашему проходу и их надо оттеснять, как плавучий лед. Я клевал носом за румпелем, когда Бэбби зарычал от возбуждения и с разбегу прыгнул за борт.
Как я уже говорил, он был более быстрым и сильным пловцом, чем любой человек, которого я когда-либо знал, его многочисленные короткие, мощные конечности были хорошо приспособлены к этому. Минут десять, если не больше, я наблюдал, как он уплывает, отмечая слабое зеленое свечение его кильватера; затем его маленькая темная голова затерялась среди невысоких волн. После стольких дней все менее неприветливого общения, я снова почувствовал себя одиноким — странное и тоскливое чувство.
