Она мрачно кивнула:
— Покажи мне, как пользоваться твоим карабином.
— Ты не можешь. Нужны две руки, чтобы контролировать отдачу и зарядку. Игломет — вот то, что тебе нужно, но я отдал свой Сухожилию, так что у нас его нет. Я могу дать тебе его нож, если хочешь.
— Нож твоего сына? — Она попятилась. — Я не возьму его. Ты слишком сильно его любишь.
— Тогда поспи немного, — сказал я ей. — Я буду стоять на страже, а через пару часов ты сможешь меня сменить.
Она протиснулась мимо меня, чтобы погладить массивную голову Бэбби:
— Ему все еще холодно. Он дрожит.
— У меня есть еще кое-какие вещи, — сказал я, имея в виду одеяло и еще один старый парус, которым мы иногда укрывались. — Я могу достать их, но не знаю, помогут ли они ему.
— Мы могли бы положить его между нами.
Если бы Бэбби был хоть немного тяжелее, я сомневаюсь, что мы вдвоем смогли бы сдвинуть его с места. Как бы то ни было, мы перекатили его на материю, которой я его накрыл, и наполовину подняли, наполовину затащили его под фордек, предварительно вычерпав из трюма воду, почти до последней капли.
Когда он уже лежал ногами вперед под фордеком, с Саргасс слева от него и мной справа (и моим карабином между мной и бортом баркаса), и всем нам стало почти слишком тесно, чтобы двигаться, она сказала:
— Я пытаюсь вспомнить все, что знаю об инхуми. Ты сказал, что они живут в небе? В этом зеленом свете? Не похоже, что кто-то может жить там.
— Большинство людей скажут тебе, что, как всем известно, люди живут в небесных огнях или на них, и что ни один человек не может жить в море. Инхуми родом с Зеленой. Так все говорят. Зеленая — это яркий зеленый свет, который я показывал тебе, когда мы говорили о них раньше. Он намного больше и ярче, чем любая из звезд.
— Я знаю, какой именно. У нас есть рыбы, которые светятся таким же светом там, где всегда темно.
— Они могут выглядеть как Зеленая, — сказал я, — но они не светятся как Зеленая. Совсем по-другому. Зеленая светится потому, что на нее падает свет Короткого солнца.
— Это такое место, как эта лодка?
— Это целый виток. Когда я был мальчиком, люди говорили просто «виток», не уточняя, как будто это был единственный виток, как будто ничто не могло войти в него или выйти. Это не так, даже если когда-то так и было. На самом деле здесь есть три витка, и ты могла бы сказать, что они довольно близки друг к другу. Теперь, когда я подумал об этом, я понял, что есть, по крайней мере, еще один — старый виток Короткого солнца, где родилась мой друг майтера Мрамор.
— Ты должен рассказать мне об инхуми, — настойчиво сказала Саргасс. Голова и плечи Бэбби закрыли мне ее лицо.
— Я и пытаюсь. Я не думаю, что там, откуда пришла майтера Мрамор, были такие, потому что она о них не знала. Итак, три витка, о которых мы должны говорить, когда рассматриваем инхуми, — это Виток, который я буду называть Витком длинного солнца, чтобы не путать с другими, Синяя, где мы находимся, и Зеленая, виток, который породил тот страшный шторм.
— Продолжай.
— Я постараюсь как-нибудь показать тебе Виток длинного солнца, потому что ты никогда не найдешь его сама. Все, что ты можешь видеть — слабая точка белого света среди звезд. Я не знаю точно, но мне кажется, что он гораздо дальше от Синей и Зеленой, чем Зеленая от нас — и, конечно, он гораздо дальше, чем Зеленая от нас сейчас.
— Ты там родился?
— Да. — Он возник у меня в голове, как призрак, и я добавил: — В Старом Вайроне, городе, куда я поклялся вернуться, если смогу. — Не уверен, что я произнес это вслух.
— Там были инхуми?
— Мы так не думали, но по крайней мере один был. Мы думали, что он один из нас.
— Я не понимаю.
— Я и не ожидал, что ты поймешь. Тот инхуму, которого ты только что видела, не был похож на человека. Но тот, который жил с нами, был, и я думаю, что этот, которого мы видели, тоже мог бы выглядеть так, если бы захотел. Я удивил его, когда проснулся, и у него не было времени принять другую форму. Если бы у него было время и он бы хотел обмануть нас, у него были бы неплохие шансы на успех. Они часто это делают.
Саргасс какое-то время молчала. Наконец она сказала:
— Бэбби больше похож на человека, чем этот инхуму.
Наверное, мне не нравилась щетинистая спина Бэбби; во всяком случае, я сказал:
— Я — единственный человек, которого ты когда-либо видела. Я и матросы на лодке капитана Стрика.
Она ничего не ответила.
— Поэтому ты не можешь знать, насколько разными могут быть люди. Мне примерно столько же лет, сколько и...
— Себя. С тех пор, как я здесь, я видела себя. Мое лицо, мои ноги и моя рука — все в воде.
— Твое отражение, ты имеешь в виду.
— И я такая же, как ты и те, что на яхте. Инхуми нет. Бэбби действительно больше похож на нас. Я же тебе говорила, и он похож.
— Тела инхуми не такие как у нас. — Я попытался придумать проливающее свет сравнение. — Мы думаем о крабе как о жестком — он как трупер в броне. Трупер в броне может двигать руками и ногами и поворачивать голову. Но он не может изменить форму своего тела.
— Я тоже не могу изменить свою форму, — озадаченно возразила Саргасс.
— Нет, ты можешь, немного. Ты можешь стоять прямо или сутулиться, втянуть живот, выпятить грудь и так далее. Инхуми могут сделать гораздо больше. Например, они могут изменять свои лица гораздо лучше, чем мы, когда улыбаемся или втягиваем щеки. Но я считаю, что лучшее сравнение может быть с Матерью, которая...
— Я не хочу говорить о Матери, — сказала мне Саргасс, и, подчеркнув это, она заснула или, по крайней мере, притворилась спящей.
Спала она на самом деле или нет, но я лежал без сна. В тот вечер я очень устал и, когда мы легли спать, почти сразу же заснул. Я насладился трех-четырехчасовым сном, но сейчас сон полностью улетел. Я все еще чувствовал усталость, но спать уже не хотелось. Возможно, я боялся, что инхуму вернется, хотя сам себе в этом не признавался. Какова бы ни была причина, я расслабился, положил голову на руки, сумев просунуть локоть под толстую шею Бэбби, и подумал обо всем, что сказал бы Саргасс, если бы она захотела говорить дольше.
Как всем известно, инхуми умеют летать. Они могут летать даже через безвоздушные просторы бездны, перелетая с Зеленой на Синюю и обратно на Зеленую, когда витки находятся в точке сопряжения или рядом с ней. Я никогда не понимал, как это возможно, но, лежа в ту ночь под фордеком и положив голову туда, где должны были быть ноги, я вспомнил о рыбе-летучей мыши. Ее широкие плавники были очень похожи на крылья, и я не сомневаюсь, что она плавала с их помощью так же, как летает птица. На самом деле, есть птицы-рыболовы, которые «летают» в воде, плывя с теми же крыльями, с которыми они летают, и перемещая их почти таким же образом.
