По-моему, прошло уже почти два года. Возможно, даже больше. Как же ее песня доходит до меня?
Река была широкой и медленной, но после трехдневного плавания стало очевидно, что путь до первой развилки был намного длиннее, чем показал Вайзер. Когда я увидел город (точнее, скопление хижин) на южном берегу, я отправился туда, намереваясь выменять одеяла и кое-что другое, нужное нам, и отплыть в тот же день. Закончилось тем, что мы простояли четыре. Достаточно тебе остановиться, как ты и твое путешествие оказываются во власти бога этого места. Я узнал об этом, по крайней мере, во время своих путешествий. Тем не менее, я должен прекратить писать прямо сейчас и немного поспать.
Рана заживает, я полагаю. Я чувствую себя лучше (меньше лихорадки) и, конечно, меньше воспаления. И гноя. Я благодарен Фэа. Или еще кому-то.
Все храмовые колокола звонят. Отличный день! Мы отбросили их назад.
Отступление прошло не совсем так, как планировалось, но оно было достаточно хорошим. Я стоял на голове своего слона и наблюдал за всем сражением, хотя все говорили, что это слишком опасно, даже Махават
[33], который управлял им и стоял рядом, танцуя от возбуждения.
Труперы Хана бросились вперед, как мы и надеялись, размахивая ножами и мечами, крича и стреляя. Наши люди побежали, затем повернулись и открыли огонь, когда достигли своих новых позиций. Именно этот момент беспокоил меня больше всего. Я боялся, что они продолжат бежать, но так поступила только горстка. Затем около часа шла жаркая борьба, прежде чем взорвался закопанный порох.
Это были очень большие заряды, гораздо больше тех, которые мы когда-либо использовали при взрыве камня, и еще мы обложили бочонки зазубренными кремнями. Согласно плану, наши люди должны были броситься на врага после взрывов, а всадники должны были атаковать только в том случае, если враг побежит; но Хари Мау послал их сразу же, видя, что враг бежит. Мне было очень странно стоять там, высоко, перед длинной платформой, на которой был установлен мой шелковый шатер, потому что я видел, что всадники должны немедленно атаковать. У меня не было никакой возможности отдать приказ, но трубы протрубили так, как будто я это сделал, последние ноты потерялись в грохоте копыт, а после этого были копья, мечи, иглометы и пыль, флаг опускался и наклонялся, и всегда казалось, что он вот-вот упадет, но он двигался! Вперед! Вперед!
И кровь, всегда кровь, хотя ее и так было слишком много.
Важно то, что я не должен позволить себе снова попасть в такую ситуацию. У меня всегда должны быть какие-то средства для немедленной передачи приказов, а если и не немедленной, то как можно более быстрой.
Я послал за оружейником. Он должен принести мне игломет и несколько коротких мечей, чтобы я мог выбрать тот, который мне нравится. Нам очень нужны карабины и патроны, но, по крайней мере, у нас много ножей и мечей.
Когда я написал последние слова, мне пришло в голову, что я должен послать за главным садовником. Я все думал, как бы раздобыть лопату и какой-нибудь рычаг, чтобы поднимать камни. Он может снабдить нас обоими, и это будет безопаснее, чем позволить Вечерне купить их для меня на рынке. Я часто видел его за работой, молчаливого старика с выцветшим голубым тюрбаном на голове и большими белыми усами. Оба младших садовника сейчас сражаются, и ему, бедняге, приходится нелегко. Он должен стремиться оказать мне услугу.
Это может быть самая опасная вещь, которую я когда-либо делал. Но я собираюсь это сделать. Не сегодня, однако, потому что погода ясная и Зеленая осветит все. В первую же темную ночь я увижу, насколько действенна тайна Крайта. В конце концов, я доверю ее тому, кто уже знает о ней. Это не может быть предательством.
Город на реке состоял из двадцати или тридцати грубых деревянных домов и примерно сотни грубых маленьких хижин, покрытых корой и шкурами. Никто ничего не продавал, ожидая базарного дня. Я никогда не слышал о таком обычае и ходил вокруг, жалуясь и требуя то, чего не получал. В конце концов Крайт и Саргасс убедили меня, что лучше набраться терпения, познакомиться с людьми и выяснить все, что можно. Мы ели в основном закопченое Саргасс мясо, нарезанное и тушеное с перцем и каким-то местным диким чесноком, который я нашел, и пили речную воду, прежде чем нашли маленький ручеек, из которого жители города получали свою собственную питьевую воду. Я был уверен, что мы заболеем от мутной речной воды, но этого не случилось.
Люди выглядели, по большей части, как Он-загонять-овца и Она-собирать-ягода — худые и мускулистые, с кривыми ногами, широкими плечами и носами, как у ястребов. У всех них длинные прямые волосы, блестящие, черные и очень красивые. Все женщины заплетают их в косу, как и некоторые мужчины. Кожа у них темная, но прозрачная, так что коричневый цвет окрашен розовым и красным от крови под ней; это может быть очень привлекательным, особенно у детей и молодых женщин.
Они молчаливы и подозрительны в присутствии посторонних, хотя женщины, кажется, болтают без умолку, когда остаются одни. Как и Она-собирать-ягода, они часто делали вид, что не понимают Всеобщего языка. Я уже был зол (без сомнения, они это видели), и это злило меня еще больше.
Другой путешественник, также направлявшийся в Паджароку, сказал мне, что этот город (он назывался Уичот) был последним форпостом цивилизации. Я спросил, как он мог быть в этом уверен, если не пошел дальше, и он ответил, что прошел гораздо дальше вместе с молодым человеком старше моего сына (под которым он подразумевал Крайта), и добавил, что спас этого молодого человека в море.
— Он был похож на тебя. — Путешественник ухмыльнулся. — Но с бо́льшим количеством волос.
Здесь мне очень хотелось бы сказать, что я сразу все понял, но это было бы неправдой. Я спросил, знал ли молодой человек, которого он спас, дорогу в Паджароку.
— Он так думал, — сказал путешественник, — и мы заблудились пару тысяч раз.
Думая, что информация молодого человека может оказаться полезной, я попросил разрешения поговорить с ним.
— Он не захотел возвращаться со мной, — снова ухмыльнулся путешественник. — На твоем месте я бы не беспокоился о нем.
— Не буду, если он не в Уичоте, но мне хотелось бы с ним поговорить. Вы с ним расстались выше по реке? Как далеко отсюда?
Путешественник пожал плечами:
— Две недели пути или около того.
— Ты оставил его одного?
— Конечно. С ним все будет в порядке. Его немного потрепало, но его не сломать. Или очень сильно согнуть. И у него есть игломет. Он может позаботиться о себе сам.
Мы расстались, и он, должно быть, вернулся к своей лодке и отчалил, боясь, что я доберусь до Паджароку раньше него и займу последнее место. (Однако на посадочном аппарате его не было.) После того, как мне пришло в голову — поздновато, — что молодой человек, с которым он путешествовал, был Сухожилием, я так и не смог снова найти путешественника, хотя часами ходил взад и вперед по этим грязным улочкам, заглядывал в каждую открытую дверь и спрашивал всех, кто хотел со мной поговорить. Когда я наконец смирился с тем, что он ушел, я вернулся на баркас, почти решив ненадолго оставить Саргасс на берегу и отправиться за ним. Но если бы я догнал его и он бы сказал, что молодого человека действительно звали Сухожилие, что бы я узнал? И, даже получив подтверждение, что я мог сделать, кроме как продолжить поиски Паджароку, которое также искал и Сухожилие? Мы встретимся в Паджароку, где бы оно ни было — или вообще не встретимся.
