Сухожилие взглянул на нее, беспомощно сглотнул и посмотрел на меня, явно не желая разговаривать с женщиной, чьи глаза, губы и подбородок потрясли его, как ураган.
Я спросил, не хочет ли он подняться на борт.
— Она... она не будет против?
— Конечно, — сказал я ему, поймал веревку из плетеной шкуры, которую он бросил мне, и закрепил ее.
Если бы вы спросили меня часом раньше, я бы сказал, что был бы рад увидеть любое лицо или услышать любой голос с Ящерицы, даже его. Теперь я видел и слышал его, и мое сердце упало. Здесь, в этом странном и удивительном городе Гаоне, я говорю себе (и я верю, что это правда), что я был бы очень рад снова увидеть Сухожилие таким, каким я видел его в тот вечер на великой холодной реке, которая течет через холмы на востоке Тенеспуска; но я знаю, что, если бы мои чувства застали меня врасплох здесь, как они застали меня там, я бы позвал своих охранников, велел бы им отвести его в сад и отрубить ему голову в любом месте, которое им понравится, лишь бы его не было видно из моего окна. Если бы он каким-то образом появился, когда Саргасс была на берегу в поисках убогих оранжевых фруктов, которые она дважды находила на полянах, оставленных старыми пожарами, я действительно считаю, что мог бы просто застрелить его и позволить оцепеневшим водам унести его труп с моих глаз. Я не могу себе представить, что потом произошло бы на Зеленой.
Он перепрыгнул через планшир, как я никогда не мог, и сел рядом с нами, глядя на Саргасс со смущенным восхищением.
— Этот молодой человек — Сухожилие, мой старший сын, — сказал я ей. — Очевидно, он следовал за мной от острова Ящерицы, а теперь меня догнал. Нас, я должен был сказать.
Она улыбнулась ему и кивнула, а я добавил:
— Сухожилие, это — Саргасс.
Застенчивый как никогда, он кивнул в ответ.
— Ты ведь следил за мной, не так ли? Я просил тебя — на самом деле, я умолял тебя — остаться на острове и присмотреть за твоей матерью.
— Да, я знаю.
— Как она себя чувствовала, когда ты уходил, и как твои братья? — мягко спросила Саргасс.
— Это было вскоре после тебя, — сказал он мне. На несколько секунд он остановился, чтобы поглазеть на зеленую кожу, туго натянутую на грудь Саргасс. — Мама тогда была в полном порядке, как и кильки.
Саргасс улыбнулась:
— Ты хорошо заботился о ней, пока был там, Сухожилие?
— Нет. — Он набрался храбрости, чтобы поговорить с ней напрямую. — Она заботилась обо мне, как всегда. Видишь ли, мой отец... Эй! Что ты делаешь?
Я достал из-за пояса своей шкуры-туники его охотничий нож, ножны и все остальное.
— Возвращаю тебе. — Я протянул это ему, а когда он не принял, бросил ему на колени.
— Я не могу вернуть тебе игломет. — Он посмотрел на меня, явно ожидая, что я взорвусь.
— Ничего страшного.
— Я взял его с собой. Я должен был оставить его дома с Мамой, но не сделал этого. Я взял его с собой в старую лодку, и мне повезло, что он у меня был. Я использовал его много раз, но потом потерял. — Он повернулся к Саргасс. — Отец хотел, чтобы я позаботился о семье, и пару дней я пытался, но ничего не получалось. Он думал, что я буду отвозить бумагу в город на нашей старой маленькой лодке, которая ненамного больше моей старой кожаной. Только она протекала и вместимость у нее не ахти какая, и как только все узнали, что он ушел и оставил там мою мать, мать Маргаритки подошла и сказала, что они перевезут Маму и нашу бумагу в своей рыбацкой лодке, когда она захочет поехать. Эта новая лодка похожа на рыбацкую лодку, по образцу которой мы с Отцом ее строили, только мы поставили внутрь эти большие ящики, чтобы бумага оставалась сухой. Сейчас он держит в одном из них веревки и все такое.
— Я знаю, — сказала Саргасс.
— Настоящие рыбаки держат их впереди, под той маленькой палубой, на которой они стоят, когда им приходится возиться с форштагом или кливером.
— Где мы теперь спим, твой отец и я. — Тон Саргасс взволновал меня так же сильно, как, должно быть, ранил его; даже сегодня я трепещу при воспоминании об этом.
Он уставился на нее, разинув рот. Его руки нащупали нож, и на мгновение мне показалось, что он действительно попытается ударить меня им.
Словно обращаясь к ребенку, она спросила:
— Ты хочешь пойти с нами? Где ты будешь спать сегодня ночью?
— Да. Наверное, в моей лодке. Там я спал все это время. Я залезу в нее и привяжу сзади. — Он посмотрел на меня. — Ты согласен?
Я кивнул.
— Если у тебя есть одеяло или что-нибудь еще, это было бы здорово. У меня было несколько, но я их потерял.
Я едва не сказал, что мы взяли с собой только одно одеяло и большую часть путешествия спали под парусиной и в одежде, но Саргасс объяснила, что мы купили одеяла в Уичоте, и поднялась, чтобы дать ему одно. Я предположил, что ему тоже может понадобиться парусина на случай дождя.
— Хорошо. — Секунду или две он вертел в руках свой охотничий нож. — Мы могли бы выменять меха у местных жителей, если у вас есть на что.
Я кивнул и сказал, что уже подумал об этом, когда мы были в Уичоте:
— Там с тебя шкуру спустят.
(Моя ирония пропала зря.)
— Только здесь и дальше на запад можно купить хорошие меха дешево, потому что они не хотят грузить их в свои лодки и тащить вниз по реке, чтобы продать.
Он принял одеяло, которое с этого момента будет принадлежать ему:
— После того как мы привезем Шелка, я построю настоящую большую лодку, буду ходить на ней взад-вперед и торговать. Я куплю карабины и тому подобное дома, продам их за меха вверх и вниз по реке, а потом вернусь за новыми.
Я вспомнил слова путешественника и спросил его, был ли он дальше на запад, чем мы сейчас.
— О, конечно. Я был в Паджароку. Я проторчал там около недели, ожидая тебя, а потом снова начал тебя искать.
— Ты очень храбрый — путешествуешь в одиночку в этой маленькой лодке, — восхищенно сказала Саргасс.
— Благодарю. — Он улыбнулся, и на мгновение я даже полюбил его. — Видишь ли, такая маленькая лодка, как моя, — это то, что тебе здесь нужно, так как ты можешь перебраться на другую сторону и грести веслом. Мой отец, вероятно, держится за эту большую, потому что она нам понадобится, чтобы вернуть Шелка в Новый Вайрон. У нас должно быть что-то, на чем можно пересечь море. Это верно, не так ли, Отец?
Прежде чем я успел ответить, он повернулся к Саргасс:
— Эта справится. И быстро, когда мы спустимся вниз и повезем Шелка. Она нам понадобится, потому что посадочный аппарат вернется прямо в Паджароку, если вернется.
Он подождал, что один из нас возразит ему, не дождался и продолжил:
— Держу пари, так оно и есть. Они не позволят такой вещи ускользнуть от них. А кто бы хотел? На той стороне довольно много городов, где есть работающие посадочные аппараты. Так я слышал. Только они не позволяют никому, кроме своих людей, подойти к ним. Только попробуй, и тебя пристрелят. Некоторые даже не признаются, что они у них есть.
