Я уставилась в пол, стараясь справиться с головокружением. Все шло наперекосяк. Все это было неправильно.
– Ты пока этого не понимаешь. Возможно, никогда и не поймешь. Однако я поступил так, как было лучше для нас обоих. Ты сдержала свое обещание, а я сдержал свое, – он снова взял карту и плотно свернул ее в рулон. – Теперь пришло время идти своей дорогой, Фейбл.
Еще один всхлип сорвался с моих губ, и я закрыла лицо руками, сгорая от унижения. Я пересекла Узкий пролив ради человека, который, вероятно, даже никогда не любил меня. Ради мечты, которая никогда не сбудется. И в этот момент я вообще не понимала, почему я верила в ее осуществление.
– Ты сильная и сообразительная. Ты сама во всем разберешься.
– Если тебя не будет со мной, то эта карта бесполезна, – я уставилась на него, и мое тело внезапно налилось тяжестью. – Даже если я найду способ добраться туда, я не смогу проложить маршрут через Силки Бури без тебя. Ты единственный, кто знает путь через эти рифы.
Его рука потянулась ко мне, и я вздрогнула, отступая назад. Однако Сейнт последовал за мной, схватил меня за руку и закатал рукав моей рубашки до локтя. В мерцающем свете выпуклая жемчужная кожа моего шрама засияла между нами.
– Сможешь, – он указал на верхний правый угол, на начало самой длинной нити шрама.
Тошнотворное чувство понимания скрутило меня под ложечкой, когда я собрала все сказанное воедино. Я посмотрела на рубец, как будто видела его впервые. Узор ожил, обретая форму у меня на глазах.
Карта.
Этот горделивый, упрямый мерзавец вырезал путь к «Жавороноку» на моей коже. То был сложный маршрут через кладбище, на котором уже двести лет покоились затонувшие корабли.
Я отдернула руку. Мое лицо пылало.
– У тебя есть все необходимое, чтобы построить свою собственную жизнь.
Он имел в виду жизнь вдали от него. Это не было наследством. Это даже не было подарком. Это была взятка, которой он хотел откупиться от меня, чтобы я держалась подальше.
– Хорошо, – я захлебнулась от гнева. – Я пойду своим курсом. И если ты думаешь, что я буду тебе чем-то обязана…
– Ты моя дочь, Фейбл.
Я посмотрела ему в глаза, и в моем голосе прозвучала каждая капля ненависти, которая кипела во мне.
– Я дочь Изольды.
Железная линия его рта едва заметно дрогнула, и я поняла, что мои слова причинили ему боль. Так ему и надо. Я была наивной дурочкой, когда верила, что Сейнт возьмет меня к себе и мы будем вместе жить в Узком проливе. Когда верила, что он будет рад меня видеть.
Он остался тем же жестоким, хладнокровным тираном, каким был всегда. И я ненавидела его сейчас больше, чем когда-либо ненавидела кого-то еще.
Я взяла карту и направилась прямиком к выходу. Мое отражение в позолоченном зеркале мелькнуло, будто привидение, когда я проходила мимо. Я распахнула дверь, и внутрь ворвался отвратительный запах Пинча. Я шагнула в грязь, засовывая карту в карман куртки.
И на этот раз это я оставила Сейнта у себя за спиной.
Двадцать четыре
Я шла по мостам в темноте. Пропитанный солью ветер дул с моря. Я вела рукой по узловатым веревочным ограждениям, следуя за ними туда, куда они меня вели. Мне было все равно, куда именно. Идти мне было некуда.
Люди с подолами юбок и ботинками, заляпанными грязью, прошли мимо меня, а внизу начали загораться фонари, пока темнота окутывала Серос крыша за крышей. Когда мост наконец зашел в тупик, я оказалась в части города, которая скрывалась за Уотерсайдом. Когда последний луч оранжевого света погас на запутанных улицах, я спустилась вниз по лестнице, и мои ботинки приземлились в чавкающую грязь.
– Тебе лучше не бродить по ночам, девочка, – крикнула мне из приоткрытого окна женщина с накинутой на голову малиновой шалью.
Я натянула капюшон куртки и продолжила идти. Город представлял собой лабиринт из узких улочек, и на каждом его сантиметре был построен дом. Моя мама часто говорила, что Серос похож на коралловый риф, если не считать шума. В каждой трещинке кипела жизнь, но под водой была лишь глубокая тишина, вибрацию которой можно было ощутить всем телом. Мама никогда не любила этот город так, как любил его Сейнт. Она чувствовала себя как дома лишь в море.
Я вытащила кулон из кармана и подняла его, чтобы рассмотреть в лунном свете.
Я не собиралась его забирать. Не собиралась красть. Однако с каждым ядовитым словом, слетавшим с губ Сейнта, мои пальцы все крепче сжимали цепочку, пока я не почувствовала, что этот кулон больше не принадлежит ему.
Я застегнула кулон на шее и потянула цепочку пальцами, пока не ощутила ее холод на своей коже. Если бы Изольда не утонула вместе с «Жаворонком», возможно, мы бы сейчас гуляли с ней по этим улицам вместе. Мы бродили бы по мостам, пока мой отец проверял бухгалтерские книги на своем посту и встречался с торговцами в гавани. Мы покупали бы жареные сливы на рынке и шли искать место, с которого можно было наблюдать, как солнце садится над возвышенностью. Мы чувствовали бы, как сок теплых фруктов льется по нашим рукам.
Видение было слишком болезненным, чтобы удерживать его в моем сознании. Мой череп как будто бы наполнился кипятком.
– Привет, – в переулок вышел мужчина, преградив мне дорогу. Его глаза блеснули в свете фонаря, а губы растянулись над отсутствующими зубами.
Я посмотрела на него, не говоря ни слова, и потянулась за ножом, который был за поясом.
– Куда направляешься? – он сделал шаг ко мне, и я вытащила лезвие.
– Дай пройти.
Он наклонился ближе, спотыкаясь, неуклюже потянувшись к моей талии. Прежде чем он смог понять, что происходит, я одним уверенным движением взмахнула вверх, полоснув ножом по краю его уха.
Незнакомец отшатнулся назад, его взгляд несколько протрезвел. Я начала наступать на него, сделав три быстрых шага, пока он не уперся спиной в стену. Я подняла лезвие, приставив острие к впадинке у его горла, и надавила ровно настолько, чтобы пустить единственную каплю крови.
Мужчина замер, выпрямляясь, и я посмотрела ему в глаза, призывая его что-то предпринять. Мне нужна была причина, чтобы причинить ему боль. Мне нужен был предлог, чтобы надавить на нож и вогнать стальное острие в его кожу. Мне казалось, это был единственный способ справиться с болью, которая терзала меня изнутри. Единственный способ охладить бушующий жар, который все еще горел на моем лице.
Незнакомец медленно отступил в сторону, обходя меня по дуге, и исчез в темноте, извергая череду проклятий. Я стояла, уставившись в кирпичную стену, пока не раздался звон бьющегося стекла, который заставил меня обернуться. В конце переулка горело окно с одним болтающимся ставнем. Когда ветер донес до меня знакомый кислый запах пролитого виски, я выдохнула и направилась прямо к двери.
