Анна вздрогнула. Голова закружилась. Волна ужаса и боли из далекого прошлого нахлынула, словно резкий порыв ветра. Посмотрев в пьяные голубые глаза Франка, она увидела животный инстинкт самца, что не остановится ни перед чем, чтобы удовлетворить свою похоть.
Резкий толчок, и она уже прижата лицом к холодной кафельной стене на кухне здоровым вспотевшим телом Франка, изо рта которого несло тошнотворной смесью алкоголя и жареного мяса.
– Франк, нет, прошу тебя, не надо. Не сейчас… Не надо.
Франк силой повалил ее на кухонный стол, снял штаны и приступил утолять усиленную алкоголем животную похоть. Анна просила, умоляла, стонала и ревела, как в далеком сорок первом в библиотеке, будучи Лизой.
Все повторялось.
Неужели у истории и правда есть циклы, и они выглядят именно так?
– Halt die Klappe, Schlampe
17, – выпалил доселе приличный и всегда вежливый Франк.
– Не-е-е-ет… Отпусти, умоляю…
Но он не отпускал, а только еще сильнее придавил Анну к столу.
– Alles ist gut, meine mieze
18, – пробормотал, издавая стоны, немец. Затем, шатаясь, побрел в спальню, напевая какую-то старую баварскую песенку.
Словно распятая на деревянном столе, Анна лежала, не шевелясь. Высокая температура, озноб, боль в горле – все это уже не имело никакого значения.
Только одна блуждающая мысль не покидала воспаленное сознание.
«Все повторилось… Ему осталось меня только убить. Лучше бы он это сделал снова…»
Обессиленное тело рухнуло на пол.
В полуобморочном состоянии Анна доползла до ванны. Начало колотить и морозить, горячий душ дал тепло и вместе с тем утешение душе. Через время пришел жар, и уже холодный душ тушил пламя ненависти, гнева и обиды, что переполняли через край хрупкое тело девушки.
Кажется, наступило утро, когда Анна дошла до дивана и уснула, укрывшись покрывалом.
Франк проснулся поздно и начал, как мог, быстро собираться в универ – вести занятие по готскому. Он трижды подходил к дивану в гостиной, где спала Анна, чтобы узнать, не проснулась ли она. Что-то бормоча на неразборчивом баварском диалекте, Франк тихо ушел, закрыв за собой дверь на ключ.
Анна встала. Притворяться спящей было единственно возможным решением, чтобы не видеть, не слышать и не разговаривать с ним. Самочувствие ухудшилось, действие «Терафлю» прошло. Идти на занятия в таком состоянии было бы самоубийством, да и невозможно: ноги еле передвигались, голова кружилась, по всему телу – слабость.
Рассчитывать можно было только на друзей. Маша откликнулась принести лекарства, нужно только подождать несколько часов.
Готовить завтрак не было ни сил, ни желания, идти на кухню – тем более, особенно после вчерашнего. Но организм заставил подняться и пойти заварить пакетированный черный чай, намазать масло на гречишный хлеб, сесть за кухонный стол и смотреть на стену.
Серо-зеленая кафельная плитка кухни состояла из повторяющихся рисунков. Анна только сейчас обратила внимание на японские мотивы: красивые девушки в кимоно с зонтиками, самураи с мечами на поясе, беседки и храмы у озера, гора Фудзи.
– Какая идиллия. Стоило учить японский, – сказала Анна персонажам на стене.
Через пару часов Маша пришла вместе с Кириллом, чему Анна, с одной стороны, обрадовалась, с другой – растерялась: нерасчесанные и спутанные волосы, опухшие веки, какая-то мятая невзрачная сорочка до колен на голое тело.
«Перед парнями так не появляются, но Кирилл ведь друг», – подумала Анна.
– Ну что, больная ты наша, совсем раскисла?! – Маша умела посочувствовать. – Мы принесли тебе мед и лимон, давай пить чай.
Друзья рассказали Анне, что она мало что потеряла сегодня, не пойдя на пары, затем поделились своими планами на Новый год в Питере.
– А где вы с Франком будете встречать Новый год в Германии? – спросил Кирилл.
Вопрос поставил Анну в тупик. Она уже забыла про предложение Франка отправиться первого января в предгорье баварских Альп, посетить замок Нойшванштайн. В голове была одна мысль: «Как бы не полететь, что угодно, но только не лететь с ним в Германию».
– Я не знаю. Я вообще никуда не полечу.
– Вот те на! – раздосадовалась Маша. – Это чего ты так? Подожди, сейчас пропьешь противовирусные, и станет лучше, полетишь. Когда у вас рейс?
– В пятницу, уже через три дня.
– Должно полегчать.
– Маша, ты не понимаешь, я не хочу вообще лететь с ним в Германию, вообще никуда не хочу с ним.
Маша и Кирилл переглянулись. Похоже, последствия от регрессии продолжали развиваться в нечто более серьезное.
– Что-то еще случилось? – осторожно поинтересовалась подруга.
– Пойдем поговорим, – Анна встала из-за стола и повела Машу из кухни в другую комнату, обсуждать событие вчерашнего вечера при парне она не могла.
– Что, совсем все плохо?
– Он меня вчера изнасиловал, – сказала Анна.
– В смысле? – не поняла Маша.
– В прямом. Силой взял на кухне, – Анна закрыла лицо руками, и уже привычные слезы вновь побежали к подбородку.
– Он тебя бил, душил, резал?
– Нет. Маша, он пришел пьяный и начал ко мне приставать. Я еле сама на ногах стояла из-за температуры, а он… он против моей воли…
– Ну, ты меня прости, подруга, но я ничего криминального здесь не вижу. У вас просто был секс.
– Просто секс?
– Ну, подумаешь, он взял тебя без твоего согласия. Мой бывший так часто делал, особенно когда я его злила. И не могу сказать, что мне это прям так уж не нравилось.
– Маша, ты вообще о чем? Все было точно так, как в прошлой жизни. История повторилась.
– Не драматизируй, Аня. Не повторилась. Ты сейчас жива, в отличие от прошлого раза.
– Ну спасибо, успокоила. Правда, жить вообще не хочется…
– Ань, прекрати! А то я сейчас сама тебя прибью! – Маша была строга, как никогда, но именно это вразумило Анну, и она постепенно начала успокаиваться.
– Не дождешься от тебя понимания, – сказала Анна, поняв, что от подруги не будет сочувствия ее страданиям.
– Тебе надо с Франком поговорить нормально. Расскажи ему о сеансе.
– Кирилл мне тоже это советует.
– А когда это Кирилл успел тебе дать советы? – Маша поменялась в лице. Похоже, она не знала, что они встречались вчера.
