– Ja, Ja. Пошли домой!
– А пойдем в отель?
Анне идея понравилась, и молодые люди решили не возвращаться домой, а взять номер в гостинице, чтобы не смущать родителей ночью.
Центральная гостиница – хорошо отреставрированная старая советская, в которой не стыдно остановиться на ночь с иностранцем. Анна все еще продолжала испытывать перед Франком неловкость за необустроенную жизнь в России, повсеместные ямы и проваленные люки, узкие тротуары без пандусов и мусор в кустах вдоль дорог. Ответственность за эти несовершенства разделялась ею по принципу принадлежности к государству. Порой Анне хотелось завести блог на Ютюбе о городской инфраструктуре, прогулках по улицам, магазинам и общественным пространствам с тем, чтобы с уже близкой для себя позиции иностранца показать русским обывателям реальность окружающего мира. Но это было до гипноза. Потом все совсем стало запутанно, желание учиться пропало, не говоря уже об общей целесообразности ведения блога.
Бокал игристого вина, сырная нарезка и фрукты вернули былое доверие к Франку, и Анна отдалась настоящему, решив быть здесь и сейчас вместе с любимым парнем, с тем самым, с которым она познакомилась на лекциях, который с заботой обнял ее на куполе Исаакиевского собора и, держа за руку, помог спуститься. Есть только этот Франк, он один – и никакого другого больше нет.
Самый лучший день в жизни подошел к концу. С раннего утра только любовь и забота, не позволяющие чуждым мыслям нарушить радость от каждого мгновения. Анна прижалась ближе к спящему любимому человеку и под стук его сердца погрузилась в сон.
– Не рыпайся. Сиди дома. – Голос пожилой женщины с эхом раздался из-за спины. – Они уже перестреляли всех коммунистов, а евреев собирают в поезда, говорят, их перевозят, как скот, в трудовые лагеря в Польшу. Вон, всю семью Маравичей схватили вчера. Поэтому сиди дома.
– Тетя, я должна пойти. Это моя работа, я ответственна за библиотеку.
– Какая тебе работа? Все, кончилась советская власть. Немцы уже подступили к Москве, еще неделя – и будут маршировать по Красной площади.
– Тетя Нина, нужно, я должна пойти проверить, как там редкий фонд. Неспокойно мне на душе как-то.
– Глупая. Тебя схватят на улице, свои же сдадут. Все тут знают, что ты по отцу – еврейка, еще и коммунистка с партбилетом. – Тетя Нина ставит на стол кастрюлю с четырьмя большими варенными в мундирах картофелинами. – Лиза, не надо, не ходи, прошу тебя слезно. У нас полный погреб съестного, зиму переживем, может, весной разрешат сеять поля, вести хозяйство, так и заживем по-новому. На черта тебе эти книги сдались?
– В этих книгах история нашей Родины, ее культура. Я обязана пойти и спрятать самые ценные, что смогу забрать – принесу сюда.
– Ты только беду с собой не принеси.
На стенах Новгородского кремля висели красные нацистские флаги с черной свастикой, над главными воротами – портрет Гитлера. Немцы показали оставшимся новгородцам, кто теперь тут главный. Парк утопает в листве. Похоже, никто даже не думает его подметать. Везде слышится рев проезжающих мотоциклов и мельтешащие шаги редких прохожих.
В городе стало больше немцев, чем местных. Куда же все делись? Успели в Ленинград? А может быть, тетя Нина права, и всех забрали в лагеря или вообще расстреляли? Главное – идти спокойно и не смотреть в глаза фашистам.
Дверь в библиотеку закрыта. Все так, как я оставила перед вторжением. Хорошо, что успела раньше них. Я же чувствовала, что нужно идти, что еще не поздно.
Рев мотоциклов. Приехали. Нужно поторопиться… Главное, чтобы не увидели за шкафом…
Поздно.
…
Холодная стена. Мерзкое дыхание и стоны в ухо. Боль по всему телу.
Двор. Листья. Пистолет.
Боль в виске.
Тишина.
…
Крики. Чьи-то восторженные крики, кажется, перед боем.
Поле. Грязь и дождь. Ощущение большой рукояти меча в руке придает уверенности и смелости идти в бой, несмотря на дождь и грязь под ногами.
Деревня. Люди бегут прочь, бросая все. Но уже поздно, всех их ждет справедливая участь.
Крик детей. Какая-то женщина выкрикивает проклятия, все ее лицо в слезах и крови.
Меч. Люди. Кровь. Огонь.
Анна открыла глаза.
«Черт, опять этот сон. Опять все заново», – подумала она, подымая голову с мокрой подушки.
В ванной Анна дала волю эмоциям.
– Это когда-нибудь прекратится? Сколько же можно… может, вообще не спать? Все только наладилось с Франком, так было хорошо. Но опять…
Взяв себя в руки, Анна легла в постель и попыталась уснуть, но страх увидеть продолжение или, что еще хуже, повторение сна не давал векам сомкнуться.
Анна вспомнила, что в греческой мифологии бога сна и сновидений называли Гипносом и изображали его с цветком мака. Его сын Морфий отвечал за погружение людей в сон. Оба – частые персонажи античной поэзии и живописи в эпоху Возрождения. Регрессивный гипноз открыл ящик Пандоры, разгневав древних богов. И в наказание они приносят одни и те же сновидения, убивая желание спать.
«Нельзя было экспериментировать со священным», – прошептала Анна, смотря в белый потолок в тщетной надежде поймать сон.
– Я как-то плохо спал, снились странные сны, – жаловался утром Франк, протирая глаза.
– Да? Какие?
– Не помню, какие, помню, что не очень хорошие.
– Не мне одной было хреново.
– Прости, что?
– Ничего, Франк. Нужно скорее завтракать и выходить. Мама звонила, хочет тебе экскурсию провести по музею, рассказать историю города.
– Хорошо. Аня, все в порядке? – Франк склонил голову, чтобы посмотреть Анне в глаза.
– Все очень хорошо, Франк. Все очень хорошо, – так и не посмотрев ему в глаза, Анна быстро оделась, чтобы спуститься вниз в гостиницу на завтрак.
3 января город уже немного пришел в себя после празднования Нового года: заработали все магазины, на улицах стало оживленнее.
– Посмотри на эту яму, это же Люксембург? – Франк, как маленький мальчик, обходил со всех сторон яму в асфальте на соседней с гостиницей улице.
– Какой еще Люксембург, это Великий Новгород! – с раздражением сказала Анна, выдавая своим видом, что ей не хочется идти в музей и что лучшее для нее – это остаться одной.
