– А?
– Я говорю, для твоего дела было бы лучше, обратись ты к профессиональному детективу…
«Ха-ха. Она мне нравится», – где-то глубоко в сознании непрофессионального детектива рассмеялся Донни Шилдс. «Вот и трахни ее, – осклабился Кравитц. – А ты ж не можешь, ты, типа, помер». «Фи», – обиженно ответил друг и исчез.
– И где хранятся сбережения… миссис Ширес?
– На семейном счете, где же еще.
– А ты случайно не в курсе, в каком банке этот счет?
– Случайно в курсе, – она закусила губу, явно намекая, что с этой информацией расстанется уж точно вместе с одеждой. – А что?
Ленни тяжело вздохнул. Проза жизни. Очередная богатая клуша решила его поиметь. Теперь буквально. Он напустил на себя особенно мрачный вид. Обычно для этого приходилось вспоминать какую-нибудь гадость из детства. Только не сегодня. Он презирал эту женщину и больше был не намерен это скрывать.
Мощный ящер грозно навис над вжавшейся в жаккардовый узор зарой. Едва сдерживаемая платьем грудь тяжело вздымалась, в широко распахнутых глазах отражался первобытный страх. Было неясно, закричит она от ужаса, или кончит прямо сейчас.
– Название. Живо, – яростно прорычал Кравитц.
– Это ничего не изменит… – не сдавалась клуша. – Ты все равно не получишь от них ни слова. Без нужных связей, они не пустят тебя даже облизать порог.
Стало быть, нужные связи, это она и есть. Дрожащая, распластанная потаскушка из каменной индейской могилы. Чего-чего, а упорства дамочке не занимать.
Кравитц оскалился. Сытый вряд ли поймет голодного. Они могут думать, что выбрались из нищеты Дино, но настоящее дно города им не по зубам. Там бродят чудовища. Злобные, опасные, яростные. Такие, как Вилли-Златоглазка. Такие, как он сам. Сыщик всадил коготь в подушку, совсем рядом с головой жертвы, и медленно провел вниз. Цветастая ткань разошлась с угрожающим треском, выпуская наружу белые внутренности перины.
– Золотой Дом
31, Фаррагут-роуд, – едва слышно выдохнула женщина, когда коготь замер, едва касаясь ее плеча. – Золотой Дом, и катись к дьяволу!
Приторный джин, похоть и отчаяние. Когда сыщик уходил, он чувствовал на себе ее взгляд.
– Мне не нужны твои деньги, – медленно проговорил Ленни, едва оправившись от поезда. Приемник еще некоторое время шипел, словно эхо на ржавых рельсах.
– Которых у меня нет, – немедленно подхватил судья. – Я плачу налоги с каждого заработанного цента, – добавил он, словно обращался к невидимым маккартистам, которые, несомненно, прослушивали кабинет.
– Мне нужна услуга, – устало сказал Кравитц, и на всякий случай уточнил: – Только не так, как в прошлый раз.
– Внимательно.
– Надо взглянуть на бумаги одного банка…
– Всего-то? – немедленно оживился Краун. – Название?
Это была самая неприятная часть дела после непосредственного решения наведаться в поместье Уэллрок. Разумеется, Ленни так думал до того, как ему едва не прострелили грудь. И еще поезд…
– Золотой Дом.
Золотой Дом считался крайне надежным заведением.
– Золотой дом, – задумчиво повторил Краун.
И правда: какой идиот станет грабить банк, в котором хранит деньги мафия?
– Полагаю, старушка Голди не обрадуется, – пожал плечами судья. Только тут он поставил текилу на стол.
Альберт Алан Краун орудовал раритетной перьевой ручкой по бланку, словно живописец в припадке творчества. Он усердно макал кончик в чернила, разбрызгивая фиолетовые капли, и даже высунул язык от напряжения. Ленни осторожно заглянул через плечо.
Не стоило сюда соваться, увы.
Единственное, что было правильным в документе, – это адрес и название банка. В графе «номер дела» стояло загадочное «без двадцати три». Вместо аффидевита судья указал «ибо такова моя воля, суки!». Кроме того, обыск проводился с целью получить экзистенциальный опыт неустановленного качества.
Совсем спятил, чертов мудак.
– Это неважно, – вновь прочитав мысли, отозвался владелец Уэллрока. – Никто не смотрит в эти фитюльки.
Он поставил свое знаменитое а.а.краун и подписался размашистой звездой, заключенной в полумесяце «Си».
– Лично тебе, – а.а.краун согнул листы и вручил сыщику.
– Не полиции?
Что он будет делать с этой хренью? Изображать копа? С тем же успехом он мог бы ввалиться в «Дыру», руководствуясь показаниями нищего ублюдка.
– Не получится, друг. Это волшебный ордер. Действителен только до конца дня.
То есть еще несколько часов. Можно успеть добраться до Дросс, но вряд ли удастся уломать ее наехать на Голди. Не с такой ахинеей вместо текста.
– Волшебный? Он, типа, светится в темноте?
– Это вряд ли. Но ровно в полночь – пфф… – Краун изобразил магический жест.
– Всполыхнет адским пламенем или обратится обратно в тыкву?
– Чары развеются, – грустно сказал судья, словно сожалел о краткосрочности своей власти. А затем ни к чему добавил: – Будет гроза.
– Дождь, хорошо бы… – рассеянно кивнул Ленни. Ладно, хрен с ним. Если правильно разыграть карты, даже дурацкий ордер позволит ему завалиться в Золотой Дом. По крайней мере, шансы были.
– Я что-то говорил о дожде
32? – резко оборвал Краун и дернул шнур.
Театральные шторы на неимоверно огромном окне разъехались, открывая печальный пейзаж поместья. Перекопанное поле заполняло видимое пространство, упираясь в чернеющий горизонт. Словно задник дешевого вестерна. В нависших облаках на самой границе обзора клубились молнии. Перед особняком одиноко стояли три пугала с тыквенными головами, в колпаках и с вырезанными хэллоуинскими лицами. Ленни разглядел их при входе. На каждом висела табличка с инкриминируемые деяниями и заверенным судьей приговором. Казненные овощи – словно ответ Святой Троице. Простите, парни, никто не превратит вас в карету.
– Ты ведь в курсе, что смертная казнь в штате Дин отменена в 17-ом году?
– В 11-ом. Ты к чему?
– К тому, что ты не можешь приговорить никого к казни, даже пугало. Я имею в виду, конечно, вряд ли кто впишется за права овощей, но…
Он хотел сказать: если ты провернешь такой трюк на настоящем процессе, то… С Ала бы сталось.
– Я – федеральный судья! – вспылил Краун. – Я могу все, даже запретить восход солнца, ex officio
33!
Так называемые судьи третьей статьи по праву гордились своим статусом. Они назначались президентом по представлению сенатора. И да, такой сенатор в мистическом кругу Альберта Крауна нашелся. Никто не пожелал бы узнать, где они встретились и в каких позах общались. Пацан из приюта многое отдал, чтобы писать чушь в ордерах и говорить непонятные слова.
