– Те, кто в ответе за Гекатомбу, желали и того, чтобы мы освободили последнего Человека, – если речь на самом деле о нем.
– А кто еще это может быть?
Она увидела в его глазах зарождающуюся панику, но решила, что не может его щадить.
– Я не знаю. Может, Тит. Я могу только строить гипотезы. Эта вполне вероятна.
– Тит мертв. Кто подал вам такую идею?
– Алекто.
Аттикус широко открыл глаза. Его хватка ослабла, он выпустил руку Плавтины и, пятясь, отошел. Ему стало страшно.
– Алекто, – прошептал он. – Королева Лжи.
– Запертая глубоко в горе Олимп.
– Она вас обманула. Она не желает, чтобы мы освобождали Человека. А если это она придумала план, о котором вы говорите, может, сообща с Винием? Клянусь всеми небесами! Если бы Рутилий мог мне помочь… Уж он-то сумел бы разобраться.
Аттик повернулся к паре людопсов. Сощурив глаза и нервно подергивая ушами, Фотида и Эврибиад пытались понять. Они знали мало об Алекто и ничего – о кровавой битве, в которой Тит, человек, ставший богом, сражался с этим чудовищным созданием. Они вовсе не были осведомлены о Гекатомбе. И когда они обменялись долгими молчаливыми взглядами, Плавтина, несмотря на всю серьезность происходящего, на секунду невольно позавидовала взаимопониманию, царящему между ними.
– Мы запустим оборонительные системы, как предлагает Плавтина, – начал Эврибиад.
– Но мы не можем отправить экспедицию к носу Корабля, – продолжила Фотида. – Я не стану рисковать жизнью моих сородичей, чтобы догнать Отона.
Эврибиад кивнул, с сожалением поглядев на Плавтину.
– Мы обещаем вам, – мягко добавил кибернет, – что поможем, насколько это в наших силах, когда сами окажемся в безопасности.
Плавтина вздохнула, посмотрела людопсу прямо в глаза и увидела в них свое отражение – такой она ему наверняка и казалась. Маленькое, жалкого вида создание, чье платье, прежде белое, а теперь запятнанное и грязное, прикрывало хрупкую фигурку. Пусть и чуть выше его самого – и все же насколько более хрупкое, тонкое, неприспособленное, до ничтожности бессильное.
Она подумала было использовать остатки своего авторитета. Формой тела она напоминает человека. Им понадобится немалое усилие, чтобы воспротивиться, если она прикажет. Возможно, она сумела бы ими манипулировать. Но ей этого не хотелось.
– Я понимаю, – сказала она тихо.
* * *
Они сосредоточились на подготовке защитных систем. Плавтина ментальным толчком разбудила выживших ноэмов и заставила их мобилизовать усилия, пока Фотида восстанавливала производство энергии. Несколько часов спустя вернулось освещение, загорелась часть экранов и диодов на панелях, покрывавших стены зала.
То, что осталось от «Транзитории», уже никогда не взлетит, и оружие большей частью было потеряно при падении. Но не всё – несколько комплексов по созданию помех были выставлены наружу, принюхиваться к незнакомой атмосфере. Однако датчики, казалось, вовсе не работали, хотя никто не знал почему. Снаружи висел туман, что могло повлиять на работу сенсоров, настроенных на видимый спектр, – но не инфракрасных датчиков и радаров, которые тем не менее оказались не в состоянии представить им целостную картину происходящего.
Аттик не мог объяснить причину такой поломки и от тревоги лишь тихо скрипел зубами.
В конце концов Фотида тоже признала поражение, успев облаять и обрычать каждую живую душу поблизости.
– Мы могли бы, – предложил Эврибиад Плавтине, – взобраться на крышу Корабля. Там вы нам покажете, откуда двигаются главные силы врага.
Аттик остался с Фотидой. Он, казалось, закрылся в себе с того момента, как они трое достигли между собой согласия. Ему хотелось присоединиться к Отону и Рутилию, и он не осмеливался в этом признаться. Так что Плавтина отправилась вместе с кибернетом, найдя дорогу, по которой можно пройти, – сперва по коридорам и залам, заполненным группами жмущихся друг к другу людопсов, среди которых сновали несколько деймонов. Потом, пройдя по развалинам в почти не нарушаемой тишине, они добрались до работающего грузового лифта. Плавтине все-таки пришлось уговаривать маленький аппарат, чтобы он согласился ехать. Эврибиад воспользовался паузой, чтобы проверить свой защитный комбинезон и шлем: крыша Корабля находилась в нескольких километрах от земли.
Когда они оказались снаружи, пробравшись по огромным трещинам, которые теперь пронизывали корпус Корабля, Плавтина осознала весь масштаб катастрофы, которой стало падение «Транзитории». Обломки судна усыпали землю на сотню километров вокруг. Воздух тут был холодным – хоть и не таким ледяным, как на Марсе, – и почву, по которой они ступали, покрывал слой льда. При крушении искривилась каждая пластина обшивки, тут и там чудовищное давление и жара обнажили скопления лезвий и игл.
Наконец они зашагали по наполовину расплавленному металлическому выступу, ступая медленно, проверяя, насколько крепок этот импровизированный балкон, такой высокий, что, дойдя до конца, они улеглись, словно на вершине головокружительной скалы в самой крайней точке какого-нибудь конца света, боясь, как бы резким порывом ветра их не унесло в пропасть.
Густые облака тревожно-серого цвета скрывали землю внизу, образуя настоящее море – плотное, клочковатое, по поверхности которого словно катились волны, замедленные каким-то волшебством. Из этого моря высовывались неправдоподобные воздушные щупальца, почти неподвижные – но все же не совсем, и в их незаметном движении менялась топология этого спящего мира, создавались все новые фантастические формы. За этими формами можно было часами наблюдать сверху, и воображению бы это не наскучило.
Поодаль, справа от них вырисовывался нос Корабля – огромная гора с неестественно ровными формами, гигантский мертвец в тумане. При падении от Корабля оторвались куски обшивки, которые вздымались вверх, словно чудовищные скелеты, невиданные статуи с сумасшедшей геометрией – косо торчащие мачты кораблей, севших на мель, или спинные гребни легендарных чудовищ, застывших в последнем сне. Прямо перед ними остатки Корабля Лакия – еще один обломок материального мира посреди невозможного пейзажа, где лишь редкие крики далеких птиц пронзали тишину.
– Странно, – пробормотал Эврибиад; из-за шлема его голос звучал искаженно.
– Мы сейчас на высоком плато. Туман остается у самой земли – может, из-за того, что мы прилетели.
– Как это возможно?
– Я не знаю. Может, жар, скопившийся во время прохода через атмосферу, выпарил большой водоем. Я в этом не разбираюсь.
Эврибиада передернуло.
– Может, вы и правы. Приземление. Я в жизни так не боялся. Когда Корабль ударился о землю… он несся еще десятки километров, прежде чем остановиться. Наверное, он выжег все под собой.
– Я скорее рада, что пелена скрывает от нас эту печальную картину.
– А вокруг нас, возможно, скопились миллионы врагов, – ответил он с гримасой.
