Они вошли в самую огромную пещеру, которую возможно вообразить, по форме напоминающую купол, – бывший вторичный очаг магмы, опустошенный внезапным взрывом, которым магму разметало до самого космоса.
Плавтина поморгала, чтобы глаза привыкли к полумраку. Лампы с рефлекторами, расставленные с равными промежутками, высвечивали бледные пятна в густой тени, давали скудный свет, который тут же поглощали темные базальтовые стены со вкраплениями красного камня планеты, наполненного окисью железа, из которого первые поселенцы строили свои мифические дворцы со множеством колонн. Это было… словно в ее сне – том, что приснился ей еще на «Транзитории», перед прилетом в Урбс.
Она отделилась от группы. В полумраке проявлялись контуры предметов – некоторые высотой в человеческий рост, другие еще больше. Она пошла по центральному проходу, проложенному между двумя рядами предметов, ни один из которых не походил на другой. Некоторые из них выглядели свирепо, излучая смертельную мощь, дремлющую в их острых наконечниках и многочисленных шипах. По всей видимости, среди этих экзотических машин Плутарх рассчитывал найти то, что обеспечит ему защиту. Однако другие артефакты лишь напоминали бесконечный и мирный индустриальный сон человечества: летающий или гусеничный транспорт, землеройные машины, ракетные самолеты изощренной конфигурации. Музей – вот куда Плутарх отвел их, поскольку предназначение этого места – довольно мрачное в конечном счете – хранить обломки изобретенного исчезнувшей расой. Не думая о других, она продолжала идти, время от времени трогая машины пальцем – как ребенок в магазине игрушек для гигантов.
Она подошла к предмету, который был в два раза больше нее, с гладкой и темной поверхностью. На самом деле – не просто темной: казалось, она полностью вбирает в себя свет, так, что центр предмета превращается в липкую темноту. Плавтину это заворожило, что-то будто заставило ее протянуть руку к неопределенному темному контуру.
– Плавтина! Идемте, нельзя терять время, – позвал Плутарх.
Чары рассеялись. Бросив на предмет последний удивленный взгляд – что это было за странное притяжение? – Плавтина быстрым шагом догнала маленькую группку.
– Что это такое? – спросила она.
– Я не знаю. И знать не хочу. Ничего не трогайте. Почти все тут может оказаться в разной степени опасным.
В конце концов они достигли цели. Нужный им артефакт напоминал хромированную трубу – размером с силосную башню, такую высокую, что в сумеречном свете едва видно было ее вершину. Вдоль центрального цилиндра вилось до самой вершины сложное сплетение труб, начинавшееся у мотора, полного хитроумных выпуклостей. Плавтина пыталась разобраться в этой путанице, пока не поняла, что с этим удивительным клубком что-то не в порядке, что проблема – в топологии окружающего их пространства, а не в том, как она смотрит. Она потерла глаза, но ничего не изменилось.
– От этой штуки исходит что-то тревожащее, – шепнул ей на ухо Фемистокл.
Она взглянула на него с любопытством. Аристида, кажется, тоже смущала близость этой машины. Что же до двух вычислительных существ, если их что-то и беспокоило, они этого не показывали.
– Это, – начал Плутарх, – устройство Tempus nullum.
– Анабиозная камера, – перевел Отон.
– Я знаю, что такое T-nullum, – ответила Плавтина, используя слово, которое употребляли в ее время. Несколько опытных образцов уже функционировали при Гекатомбе.
– Эта – особенная, – ответил Плутарх. – Как вы знаете, временные машины функционируют по тому же принципу, что и монадические модуляторы. На деле это Интеллекты, пусть и странного вида, которые преследуют малопонятные цели. Своеобразные ноэмы, отрезанные от мира, если я что-то в этом понимаю.
– Не так много, как вам кажется, – сказала молодая женщина.
Все повернулись к ней, ожидая дальнейших объяснений. В конце концов, считалось, что мало кто что-то знает об этих странных созданиях, рожденных на Ио. Плавтина жестом попросила стража Олимпа продолжать.
– Как бы там ни было, – продолжил он, – артефакт такого рода способен замораживать течение времени с помощью манипуляций с монадами – духовными единицами, из которых состоит субстрат материального мира, что бы это ни значило. Аппарат, со своей стороны, должен бороться с воздействием времени на биологию. У живых существ внутри его периметра должно было прекращаться старение – но не пищеварение. Сами понимаете, первые тесты являлись неубедительными. Последствия для существ, заключенных внутри, оказались… нездоровыми, хотя со стороны система казалась функциональной – время от времени.
Он сделал паузу, немного смутившись.
– В первые века, проведенные здесь, я делал самые разные опыты – некоторые были удачными, другие – не слишком. Тест с этой анабиозной камерой не увенчался успехом, но я заметил настораживающую деталь: сильный выброс нейтрино. Они практически не имеют массы, а значит, не представляют опасности, поэтому я не слишком задумывался над этим побочным эффектом.
– И? – спросил Отон голосом, который выдавал возбужденное нетерпение.
– И, как вы уже догадались, проконсул, поток, который обнаружила Плавтина, по строению похож на тот, что выделяет этот аппарат. Вы сами видели, речь идет о слишком специфичной подписи, чтобы такое сходство оказалось случайным. Конечно, я предлагаю вам провести этот опыт в ближайшие сроки, но…
Отон сделал шаг назад, словно его ударили; глаза проконсула расширились от удивления.
– Где… Каково было происхождение этого выброса? По каким координатам?
Его голос дрожал.
– Дальний космос. За Рубежами. Легко определить его направление, основываясь на позиции Корабля в момент приема и на параметрах, которые содержатся в бессознательной памяти нашей Плавтины.
Хотя старик и пальцем не шевельнул, прямо в воздухе, посреди маленькой группки, появилось трехмерное изображение спирального рукава, мерцающего звездным светом. Замигало множество цветных точек: желтый огонек изначальной системы; темная лента границ Лация, крошечная в этом масштабе; точные координаты места, где убили первую Плавтину, а дальше – гораздо дальше, по другую сторону от территорий варварской экспансии – зона красного цвета, которая упростилась до единственной точки. Оттуда потянулась строчка символов – древних арабских цифр. Количество парсеков, отделяющих эту точку от центра галактики, и позиция в градусах относительно вертикальных и горизонтальных осей. Три простые цифры. Они появились и исчезли слишком быстро для Плавтины. Отон их наверняка запомнил.
– За Рубежом… – пробормотал обеспокоенный проконсул.
– Что все это значит? – прервала их Плавтина. – Что где-то активирована анабиозная камера? И кто ее создал?
Плутарх хотел ответить, но Отон не дал ему времени:
– Анабиозная камера, верно, – но не простая. Артефакт, практически идентичный вот этому. У всякой технической проблемы множество решений. Вряд ли варвары внезапно пришли к тому же решению, что и исследователи на Ио. Если такой аппарат еще функционирует, он может использоваться только с одной целью.
