Мы продолжили наш марш уже с этим проводником, и вскоре прибыл в эту деревню. В том месте Днепр, обрамленный высокими берегами, замерз вполне достаточно, чтобы его можно было перейти. Пока мы определяли точное место перехода, деревня заполнялась ранеными офицерами и солдатами, которым хирурги могли оказать быструю помощь. Остальные солдаты занимались поиском пищи. Маршал Ней, забыв об опасностях прошлого, и не думая о грядущих, спокойно заснул.
Ближе к полуночи мы были готовы перейти через Днепр, оставив врагу наши пушки, обоз и раненых — тех, что не могли идти.
Г-н де Бриквиль
[63], тяжело раненный накануне вечером, полз по льду на четвереньках. Я отдал его на попечение двух саперов, и он был спасен.
Лед был настолько тонок, что лишь нескольким лошадям удалось пройти по нему, но, в конце концов, переход совершился, и войска построились на противоположном берегу. До сих пор плану маршала сопутствовал успех, и Днепр был преодолен. Но мы все еще находились в 15-ти лье от Орши, куда нам нужно было попасть до прибытия армии, и нам нужно было совершить этот марш по незнакомым дорогам, без кавалерии и пушек — горстке измученных усталостью солдат. Но наш поход начался очень хорошо. В одной деревне
[64] мы обнаружили спящих казаков и всех их взяли в плен.
На рассвете 19-го, мы находились на дороге, ведущей в Любавичи. Мы шли сплошной колонной, и не очень быстро. Несколько встреченных нами казачьих патрулей моментально исчезли, увидев нас. В полдень мы вошли в две деревни, жители которых едва успели сбежать от нас, бросив свои дома и запасы провизии. Солдаты обрадовались, когда услышали крик: «К оружию!». Враг наступал и атаковал наши аванпосты. Наши солдаты моментально покинули деревни, построились и продолжили марш. Это, однако, были не казаки, которых мы уже не в первый раз видели, — это были регулярные казачьи эскадроны самого генерала Платова. Наши тиральеры держали их под прицелом, а колонны ускорив шаг, готовились встретить конницу. И как бы ни была многочисленна их кавалерия, мы не беспокоились, поскольку, не было еще случая, чтобы казаки атаковали пехотное каре. Но несколько вражеских пушек открыли по нам огонь. Они были размещены на санях и следовали за конницей, готовые действовать всякий раз, когда это могло оказать положительный эффект. Маршал Ней сражался весь день, до самой темноты, преодолевая все трудности, и не пренебрегая никакими преимуществами, которые предоставляла ему природа. Мы продолжали двигаться в том же размеренном темпе, под ливнем пуль, который весьма сильно разредил наши ряды, и, не обращая никакого внимания на крики и атаки казаков. С наступлением ночи противник удвоил свои усилия. Возникла необходимость оставить главную дорогу, отойти влево и продолжать наш путь через лес, протянувшийся вдоль днепровского берега. Казаки уже были там, 4-й и 18-й полки генерала д’Энена получили приказ выгнать их оттуда. В то же время артиллерия противника заняла позицию на противоположной стороне пересекавшего наш путь оврага — именно там генерал Платов решил окончательно уничтожить всех нас.
Я со своим полком вошел в лес. Казаки отступили, но толщина древесных стволов была такова, что нам приходилось внимательно смотреть во все стороны, чтобы не пострадать от неожиданной атаки. Затем наступила ночь, воцарилась полная тишина, и мы подумали, что маршал Ней продолжил свой марш.
Я рекомендовал генералу д’Энену последовать за маршалом, но он не хотел снова получить выговор, как тогда, когда он снялся со своих позиций без прямого приказа. И в этот момент издалека до нас донеслись звуки, свидетельствовавшие о том, что там завязался бой. Мы поняли, что наша главная колонна продолжила свой марш, а над нами нависла угроза быть отрезанными от нее. Я вновь обратился к генералу д’Энену, уверяя его, что маршал, чей характер я хорошо знал, вероятно, не счел нужным посылать ему особый приказ, ибо он всегда рассчитывал на то, что офицер его команды всегда проявит активность, если того потребуют обстоятельства. К тому же, теперь он находился слишком далеко от нас, и 18-й полк к этому времени, вероятно, уже прошел дальше.
Генерал, однако, упорствовал в своем отказе, и согласился только на то, чтобы привести нас к тому месту, где мы могли бы соединиться с 18-м полком.
18-й полк уже ушел, и на его месте стоял казачий эскадрон. Генерал д’Энен слишком поздно убедился в моей правоте, и теперь стремился воссоединиться с колонной маршала Нея, но мы бродили по лесу в столь многих направлениях, что уже не были уверены, правильно ли мы идем, а отблески пламени многочисленных пожаров, которые мы видели повсеместно, еще больше запутывали нас. Офицеры моего полка посовещались, и, в конце концов, мы выбрали направление, за которое высказалось большинство присутствовавших.
Я не берусь описать все, что мы пережили в ту мучительную ночь. В моем распоряжении имелось менее ста человек, и мы находились в лье от колонны, частью которой мы являлись. Мы, окруженные врагами со всех сторон, чтобы воссоединиться с ней, должны были идти быстро, чтобы наверстать упущенное время, и достаточно плотно, чтобы суметь отбиться от казаков. Мрак ночи, отсутствие дороги, сложность прохождения через лес, при таких обстоятельствах, делали наш марш еще тяжелее. Казаки стреляли по нам сзади и призывали нас сдаться. Погибших и раненых мы оставляли. Одному сержанту пулей перебило кость ноги, он упал недалеко от меня и спокойно сказал своим товарищам: «Вот, возьмите мой ранец. Со мной все кончено, а вам он пригодится». Они взяли его ранец, и мы в полном молчании ушли. Та же участь постигла двух раненых офицеров. Я не без беспокойства наблюдал, какое впечатление это производило на наших солдат и даже офицеров. Солдаты, которые проявляли себя героями на поле боя, сейчас выглядели обеспокоенными и растерянными, так что верно говорят, что обстоятельства, сопутствующие опасности, страшат больше самой опасности. Лишь очень немногие сохраняли столь бесценное присутствие духа. Я применил всю свою власть, чтобы поддержать порядок на марше, и держать каждого на своем месте. Один из моих офицеров даже осмелился намекнуть на капитуляцию. Я отчитал его громко и сурово, тем более что, до сих пор он вел себя весьма похвально, и я хотел, чтобы мои слова воздействовали на него. Наконец, через час мы вышли из леса и обнаружили, что Днепр находится слева от нас. Посему направление, которое мы выбрали, оказалось верным, солдаты обрадовались, и я воспользовался этим, чтобы заявить, что только настойчивость, мужество и хладнокровие могут спасти нас. Генерал д’Энен направил нас вдоль берега, чтобы не допустить фланговой атаки неприятеля, но радоваться было еще рано. У нас было больше никаких сомнений касательно нашей дороги, но равнина, по которой мы шли, благоприятствовала массированной атаке противника и эффективному использованию артиллерии. К счастью, стояла ночь, и их пушки могли стрелять только наугад.
Время от времени, громко крича, казаки приближались к нам. В таких случаях мы останавливались, давали залп, и тут же возобновляли наш марш. Около двух лье мы шли по невероятно пересеченной местности. При переходе через овраги труднее всего было вскарабкаться по его противоположной стороне, а также нам приходилось вброд, по колено в воде преодолеть многочисленные ручьи и речушки. Но ничто не могло поколебать упорства наших солдат, порядок поддерживался идеальный, и никто не покинул свое место в строю. Генерал д’Энен, страдавший от раны, причиненной картечью, никому не говорил об этом, чтобы не подрывать боевого духа солдат, и все так же рьяно продолжал выполнять свои обязанности. Без сомнения, его можно было упрекнуть за то, что он так долго стоял в лесу у Днепра, но такова была ситуация, и никто не смог бы приуменьшить ту храбрость и мудрость, с которыми он вел нас. Наконец, противник прекратил преследование, и огни, которые мы заметили на холмах впереди, оказались кострами арьергарда маршала Нея. Он сделал привал, и теперь готовился идти дальше. Мы присоединились к нему, и узнали, что накануне вечером маршал пошел прямо на пушки противника и заставил их уступить ему дорогу.
