– За любопытство придется заплатить: отсюда ты больше никогда не выйдешь. Эта комната станет твоей могилой. Орфео, положи ее на станок!
Монфокон повернулся, чтобы взять топор.
– Нет! – воскликнула я, вцепившись в рукав плаща директора.
– Не волнуйся, твоя подруга не будет страдать. Один умелый удар, и я безболезненно переломлю ее изящную шею.
– Вы клялись, что отказались от пыток!
– Это не пытка! Это казнь!
Мужчина положил огромную левую руку на мое плечо, удерживая меня на расстоянии, а правой рукой взял топор.
– Эта маленькая искательница приключений подслушала наш разговор, – процедил он сквозь зубы. – Я не позволю ей сболтнуть лишнего. Тайна Фронды прощает любые жертвы.
– Клянусь: Наоко можно доверять! – надрывалась я. – Если вы действительно считаете меня своей дочерью, то послушайте!
– Сентиментальность сбивает тебя с пути. Но ты еще юна и не понимаешь. Что ж, поймешь позже. Убийство Такагари – единственно правильное решение. Живо, Орфео! На станок!
Сколько бы я ни умоляла, ничего не помогало. В свете фонаря лицо Главного Конюшего преобразилось, исказившись в гримасе жестокости. Будто проклятая кровь династии палачей де Монфоконов прилила ему в голову, сметая угрызения совести и способность слушать.
Далекий от жестокости своего хозяина, Орфео тихонько подтолкнул Наоко вперед и деликатно прижал ее щеку к станку. Однако за видимой мягкостью жестов в его руках чувствовались сила и мощь.
– Наоко известно, кто я, но она не выдала меня! Это доказывает то, что ей можно доверять!
– Это доказывает то, что ты чертовски безрассудна, позволяя подруге слоняться по школе с информацией, которая может уничтожить тебя и меня! – прорычал Монфокон, занося топор.
Опьяненная страхом, я прибегла к последнему средству:
– Распустите ее пучок, чтобы лезвие не скользнуло по волосам!
Безумные глаза Монфокона сверкнули ярче… острее.
– Ах, хорошо! Ты быстро учишься! – обрадовался он. – Слышал, Орфео? Распусти пучок.
Наоко страдальчески вскрикнула. Распущенные волосы для нее хуже смерти:
– Нет, только не волосы!
Но с Орфеем ей не справиться. Одним движением он вынул из пучка красную лакированную шпильку. Длинные черные волосы шелковым каскадом рассыпались по обе стороны станка пыток.
Топор Монфокона завис в воздухе.
– Что за чертовщина… – отшатнулся он, вытаращив круглые, как блюдца, глаза.
Кровожадный блеск, плясавший секундой ранее в его глазах, сменился шоком, тем же чувством, которое испытала я, впервые увидев затылок Наоко.
Там, за пучком, девушка скрывала страшную тайну: второй чудовищный рот, простиравшийся от одного виска до другого. Плотоядный мальбуш, жаждавший свежей плоти, чьи огромные губы, казалось, улыбнулись Главному Конюшему.
– Вот, теперь и вы знаете секрет Наоко! – поспешно заявила я. – Внутри нее живет мерзость, которая подпишет ей немедленный смертный приговор, если об этом станет известно. Не вы ли мне говорили, что гематический Факультет отправляет нечисть на кол? – Я с трудом сглотнула, чувствуя вину за то, что пришлось выдать тайну подруги, хотя и ради спасения ее жизни. – Жизнь Наоко теперь в ваших руках. Если ей вздумается рассказать что-нибудь из подслушанного разговора, одного только вашего слова будет достаточно, чтобы обречь ее на гибель. Вы квиты.
4. Проклятие
– У МЕНЯ НЕ БЫЛО ВЫБОРА! – объясняла я Наоко, – это был единственный способ остановить Монфокона и его топор.
После долгих уговоров директор школы согласился оставить подругу в живых, но с одним условием: молодая японка отныне должна жить в заточении в недрах «Гранд Экюри». По крайней мере, до тех пор, пока Главный Конюший не поймет, что ей можно доверять. Только после этого девушке разрешат вновь посещать школу.
Директор отправился в птичий вольер, чтобы через почтового ворона сообщить брату Раулю о вечерней казне.
Мы с Наоко сидели на ржавой железной кровати в крошечной келье по соседству с камерой пыток. Отныне это дом Наоко.
– Уж лучше бы этот топор сделал свое дело, – бормотала она. – Рот мальбуша закрылся бы раз и навсегда, положив конец моему проклятию…
Глаза подруги закрывала густая челка. Девушка поспешила снова убрать копну своих черных волос в аккуратный пучок.
– Не говори так! – воскликнула я. – Тебе все-таки удалось прожить семнадцать лет с этой… этой аномалией.
Наоко подняла темные глаза:
– И сколько лет мне еще отпущено? Тогда, во дворце, на церемонии «Глотка Короля» я почувствовала повышенную активность мальбуша, его чрезмерное оживление. Как будто аура придворных вампиров разбудила его, разожгла волчий голод, сведя на нет все мои усилия, все медитативные упражнения, которые я проделывала с детства каждую ночь, чтобы усыпить его.
Она крепко сжала дрожавшие руки на бежевой шелковой юбке, расписанной экзотическими цветами. Перспектива рано или поздно оказаться в числе придворных пугала Наоко. И тому была причина: концентрация Тьмы, похоже, возбуждающе действовала на ее странную, дьявольскую опухоль.
– Послушай. – Я накрыла ее руки своими. – Сегодняшнее злоключение, возможно, хороший шанс. Оставшись в школе, тебе бы пришлось летом в конце учебного года вместе с остальными выпускниками предстать перед Двором. Теперь же ты избавлена от этого. Монфокон найдет способ объяснить твое исчезновение отцу. Несчастный случай или побег… Может, он даже притворится, что тебя забрали упыри, я не знаю. Но уверена: впереди новая жизнь.
Было что-то абсурдное в том, чтобы мечтать о новой жизни в этом узком подземелье с недостатком свежего воздуха. Однако губы Наоко с тонким слоем кармина тронула легкая улыбка.
– Ты так думаешь? – прошептала она.
– Уверена в этом!
Моя подруга – самый одинокий человек, которого я знала. Она долго скрывала от всех свою тайну, разъедавшую ее изнутри. Мать девушки умерла при родах. Отец стал чужим. Кроме меня, у нее не было друзей. Конечно, Наоко, будучи отрезанной от внешнего мира, все выдержит, ведь она уже давно жила в другом измерении.
– Обещаю приходить к тебе каждый день.
– Ты скоро уедешь. Не обещай ничего. В прошлом ты давала обещания, которые не смогла выполнить. Даже о том, что никому не расскажешь про мальбуша.
– Наоко, я это сделала ради спасения твоей жизни…
Мне стало стыдно за то, что пришлось так много лгать ей и другим, кого называла друзьями. Но в голосе подруги не было упреков:
– Я не прошу приходить каждый день. Вспомни обо мне, когда миссия закончится… – ее бледные веки дрогнули, как крылья бабочки… – и о Туанетте, о смерти которой ты мне рассказала.
