Монфокон легко изображал безжалостного дворянина. Ему приходилось ежедневно исполнять эту роль, живя среди придворных акул.
– Король доверил эту миссию, значит, верит, что вы сможете проникнуть в самые злачные места города, куда даже не осмеливается заглянуть ночной патруль. Знайте, что за поддержание порядка в столице отвечает полиция. В прошлом она подчинялась непосредственно Нетленному. Однако уже несколько десятилетий монарх равнодушен к повседневным делам королевства, отдавая себя эзотерическим занятиям. Он проводит бо́льшую часть своих ночей в компании Экзили и архиатров, наблюдая за звездами в обсерватории. Более насущные причины, чем земные дела, влекут его к небесам… Например, невероятный проект по завоеванию дня с помощью алхимической науки, о котором тайно перешептываются в кулуарах Версаля. Эзешьель де Мелак борется за власть в Париже, чтобы упрочить свое влияние при Дворе. Скандал с письмом, обнаруженным на двери усыпальницы, – серьезный удар по его репутации; а недовольство Короля, выраженное публично сегодня утром – начало падения министра Армии. Поэтому не стоит ждать помощи от полиции в Париже. Мелак будет вставлять вам палки в колеса, мешая найти Даму Чудес раньше него.
Кончиками столовых приборов Эленаис нервно нарезала листья салата, будто препарировала их.
– Простите, месье, но как нам найти Даму Чудес без посторонней помощи в неизвестном городе?
– Почему неизвестном? Как заметил Король, Джайпур хорошо знаком со столицей. Особенно с кладбищами, потому что мы разделяем общую страсть к охоте на упырей.
Сурадж склонил голову. Под тюрбаном цвета охры его медное лицо оставалось непроницаемым. Он самый молчаливый из нас. И самый опытный. Эленаис и я – новички, но у индийца в активе год королевской службы. Из шести человек, служивших при Дворе, он – единственный, кто пережил заговор де Ля Ронсьера.
– При всем уважении, месье, не страсть побуждает меня охотиться на упырей, а чувство долга, – возразил он глубоким голосом, в котором слышался иностранный акцент. – Прошлой весной по приказу Его Величества я уничтожал тварей, нападавших на простолюдинов. Я не знал тогда, что преступница подчинила их себе.
Он сжал кулаки и сурово добавил:
– Плоть и кровь народа принадлежат Короне. Те, кто крадет их – будь то смертные, вампиры или нечисть, должны быть безжалостно наказаны!
Монфокон презрительно прочистил горло, отрезая огромный кусок кабаньего паштета.
– Не играйте в благородство, Джайпур! – фыркнул он. – Чувство долга — такая же пагубная страсть, как и любая другая. Скажу больше – самая опасная из всех. Опьяняющая жажда, которую маскируют под расчетливую умеренность.
Директор школы раскрыл свою широкую пасть и запихнул в нее кирпич паштета, принявшись его шумно пережевывать. Затем прополоскал глотку, опустошив бокал вина, темного, как патока.
– Участниками заговора де Ля Ронсьера тоже двигало чувство долга, – продолжал он, вытерев рот огромной ладонью. – Долг – изнаночная сторона извращенного представления о чести, как и гипертрофированного чувства собственной важности. Бедные глупцы! Они стали жертвами собственной слепоты, погубив свои семьи и союзников.
С середины стола Главный Конюший пододвинул к себе тарелку с мясными закусками, одним движением вилки нанизав сразу три толстых ломтя ветчины и четыре корнишона.
– Ну, а теперь хватит болтать: ешьте! Через час нас ждет виселица Монфокона и конвой заключенных.
* * *
Похоронная процессия.
Именно это сравнение всплыло в памяти, когда я увидела длинную колонну на главной дороге, петлявшей из Версаля в Париж. Я насчитала двенадцать повозок, запряженных могучими конями – першеронами. Их копыта торжественно стучали по мерзлой земле. Цок… цок… цок… цок… Каждый удар, как механизм бесстрастных часов, приближал заключенных на один шаг к роковому исходу.
Десятки пленных набились в клетки. Еще несколько дней назад эти знатные мужчины и женщины, блиставшие в роскошных шелках, мечтали занять место Короля. Сегодня у них связаны руки. Полотнища грубых рубах развевал ледяной ноябрьский ветер. Некоторые, всхлипывая, прижимались друг к другу в поисках тепла. Другие в оцепенении, будто уже превратились в застывшие трупы, смотрели пустым взглядом на голые деревья, проплывавшие мимо.
Солдаты Мелака сопровождали колонну пленников. В первой карете ехал Министр Армии в сверхпрочном, защищенном броней гробу. До наступления ночи он не покинет своего ложа. Оруженосцы в кожаных нагрудниках на меху, верхом на конях замыкали шествие. Под своими бедрами я чувствовала мощные мышцы Тайфуна, жеребца, с которым прошла испытания по верховой езде в прошлом месяце. Я счастлива, что он со мной сейчас: прикосновение его горячего тела, точно бальзам на сердце.
Внезапно за поворотом холма я увидела город.
Париж!
Столица королевства Франция и всей Магны Вампирии!
Вокруг него возвышались крепостные стены – серые и голые, в отличие от белой, украшенной скульптурами стены Облавы. Бледное солнце садилось, вытягивая тени острых зубцов, над которыми поднимались завитки черного дыма. Тут и там открывались огромные, городские ворота, от которых в разных направлениях расходились дороги.
– Окружной бастион! – мрачно объявил Монфокон, верхом на могучем боевом коне. – Самый длинный во всей Магне Вампирии.
Живот свело при мысли о несметном количестве людей, живущих в загоне под страхом нарушения комендантского часа. Мы добрались до мутной реки, которую пересекал широкий, деревянный мост.
– Сена, – проворчал Монфокон.
– Какая темная… – прошептала я. – Будто сама Тьма влилась в эти воды.
– Это не Тьма, – возразил Главный Конюший. – Вверх по течению от Парижа Сена чиста, однако проходя через столицу, она загрязняется отходами человеческой жизнедеятельности. Сюда, под Севрский мост, стекается промышленный мусор, экскременты, древесная и угольная зола, которую приходится сжигать ежедневно, чтобы обогреть миллион простых жителей, которые никогда не пройдут за периферийное ограждение.
Миллион!
От этой безумной цифры закружилась голова. В моей родной деревушке едва ли наберется сотня душ!
Колонна въехала на мост, жалобно заскрипевший под железными ободьями колес. Через перила я увидела дрейфующие льдины в чернильной воде: суровая зима уже наступила.
– К тому же другая река, текущая из Парижа в Версаль и в богатые дома вампиров на Иль-де-Франс, не черная, а красная, – хмуро продолжал Монфокон. – Отсюда и девиз города: Fluctuat In Sanguinis Fluminibus
[16].
Не нужно знать латынь, чтобы догадаться о значении девиза, навязанного Магной Вампирией: «столица империи качается в потоках крови»…
