Я обратила внимания на лачуги рядом с холмом: они были в руинах. Двери разбиты, ставни сломаны, будто здесь пронесся ураган. Посреди бедствия раздавались веселые детские крики: жизнь, несмотря ни на что, продолжалась.
Мы спешились и привязали коней, чтобы отправиться на встречу с уцелевшими жителями, которые прятались в развороченных домах.
– Эй, там! Вы все! Выползайте из крысиных нор по приказу лейтенанта полиции!
Дети стихли, как стайки испуганных воробьев. Из трущоб появились сгорбленные, дрожащие от холода фигуры в отрепьях. Сердце сжалось при виде этих обездоленных. Они – оборотная сторона роскошной жизни Версаля, те, чьи страдания и кровь способствовали процветанию вампиров.
– Подтянитесь! – бранился капитан. – К нам пожаловали королевские оруженосцы!
Каждый окрик солдата еще больше удручал лица со сжатыми губами, блуждающими глазами.
Капитан сунул руку в нагрудный карман камзола и достал исчирканную каракулями бумажку:
– Из четырех тысяч трехсот жителей горы Парнас сто семь убиты и пятьдесят два пропали без вести, – во всеуслышание зачитал он. – Двадцать два тяжело ранены и доставлены в хоспис Неизлечимых
[23]. Остальные жители при приближении упырей разбежались как крысы и вернулись только на рассвете.
Он снова обратился к толпе:
– Да, вы бежали, нарушив закон о комендантском часе, негодяи! Вместо того, чтобы остаться в домах и защищать зерно, которое Король так милостиво вам предоставил!
Повисло тягостное молчание.
Из толпы вышла старуха с красными от слез глазами и бросилась к ногам Эленаис:
– Сжальтесь над нами, прекрасная демуазель! Вы похожи на ангела. Пожалейте бедную вдову! Упыри забрали моего сыночка, его жену и их мальчика! Они поглотили все наши запасы. Наши кладовые пусты! Скажите Королю, чтобы он дал нам больше муки! Скажите ему, чтобы он освободил нас от Дамы Чудес!
– Я… э-э-э… – заикаясь, в панике проблеяла Эленаис.
– Слухи ходят, что эта дьяволица погубит Париж в Ночь Тьмы, – причитала вдова, проливая слезы на сапоги девушки. – Наши повелители и хозяева должны защищать нас. Я, матушка Мао, не обучена грамоте, но ведь так написано в законе, верно? Так написано в Кодексе Смертных, который доктора Факультета читают нам по воскресеньям в гематической церкви.
Старушка самозабвенно, словно молитву, затянула:
– Oboedientia – «Повиновение». С момента рождения и всю жизнь простолюдины находятся под защитой вампиров. Поэтому они обязаны им подчиняться полностью и безоговорочно».
Меня потрясло, как нищая старушка цеплялась за Кодекс Смертных – беззаконный свод правил, который ограничивал права четвертого сословия в обмен на мнимую защиту вампиров. В Париже несчастные отдавали свою кровь, а взамен получали скорбь и разорение. Их жестоко обманывали!
Стражники бросились к матушке Мао, чтобы отогнать ее от нас, но Сурадж поднял руку:
– Оставьте!
Он шагнул вперед и протянул старухе руку, помогая подняться.
– Мы здесь по приказу Короля, чтобы арестовать Даму Чудес и защитить народ, – мягко произнес он. – Резни в Ночь Тьмы не будет. Мы сделаем все возможное и вернем исчезнувшие останки ваших близких, чтобы вы могли достойно их похоронить.
Я разрывалась между благородством Сураджа и реальностью нашей миссии. Нетленный отправил нас в Париж не для того, чтобы мы «защищали народ», а для того, чтобы найти повелительницу упырей и захватить ее армию. Я была уверена: при малейшей возможности суверен обратит эту силу против четвертого сословия.
– Что касается муки, постараемся достать вам несколько мешков, – пообещал юноша.
– Но… – возмутился вояка.
– Приказ Короля! – прервал его оруженосец голосом, не терпящим возражений. – А теперь позвольте нам по-своему провести расследование, капитан. Это тоже приказ Короля.
Солдат, нахмурившись, отступил, не спуская с нас глаз:
– Я и мои люди будем ждать вас здесь. Только вряд ли вы что-нибудь найдете: полиция уже прочесала все окрестности.
Не обращая внимания на капитана, Сурадж протянул руку старой женщине.
– Вы добры, господин турок, – сказала она, подняв испещренные морщинами глаза на тюрбан оруженосца.
– Я индиец.
– Индиец… – повторила она дрожащим голосом.
– Отведите нас туда, где в последний раз видели сына и его семью, матушка Мао.
Он кивнул нам, и мы отправились в глубь холма, в запутанный лабиринт, похожий на клубок узких переулков и темных тупиков, еще более спутанный после разрушений, причиненных упырями. Под сапогами хрустела битая плитка, густо усеявшая голую почву.
Мы добрались до жалкой лачуги со сломанной дверью, которая заунывно и одиноко хлопала на ветру. Внутри царил беспорядок: повсюду опрокинутая мебель, пустые полки кладовки. За железным люком в глубине комнаты скрывалась лестница, ведущая в подвал.
– Мой сынок давно опасался прихода чудовищ, – объясняла матушка Мао. – Он укрепил погреб, чтобы укрыться там с женой, ребенком и провизией в случае внезапного нападения. Но защита против монстров оказалась бесполезной!
Старушка залилась слезами. Сурадж опустился на колени, чтобы внимательнее осмотреть люк.
– Думаю, упыри не имеют к этому отношения, – пробормотал он.
– К… как это? – удивилась старуха.
– У упырей острые когти, чтобы разрывать плоть, и мощная челюсть, чтобы разламывать кости. Однако их когти и клыки не способны скрутить металл.
Он указал на развороченный железный засов, по которому провел рукой. На подушечке указательного пальца чернел мелкий порошок.
– Этот люк был подорван, а упыри не умеют обращаться с порохом.
– То есть кто-то пришел вместе с ними, чтобы сломить сопротивление! – воскликнула я, закончив мысль Сураджа.
Старушка вытерла фартуком лицо от слез и посмотрела на меня с надеждой:
– Вы хотите сказать, что это человеческие руки забрали моего Эмиля, его Клодину и маленького Мартина? Упыри не сожрали их? Тогда они, возможно, живы! О, умоляю, найдите их!
Горечь переполняла меня, когда я думала о судьбе родных старушки. Руки, забравшие их, могли быть человеческими, но я подозревала, что они холодны как смерть… Руки вампиров. Оказаться в клыках незаконных бессмертных Двора Чудес так же страшно, как стать пищей упырей.
Чтобы избежать умолявшего взгляда вдовы, я принялась осматривать люк, делая вид, что ищу улики. И правда, взгляд зацепился за осколки, блестевшие на треснутой плитке пола.
