Око Невинных внезапно умолк, замкнулся в молчании, таком же незыблемом, как его тюрьма.
– Скажите, – настаивала я, подойдя к окну. – Говорите без страха.
Я достала второй ломоть хлеба и помахала им перед отверстием.
– Если расскажете все, что знаете, то получите это… О!
Быстрее вспышки молнии рука вновь выстрелила из логова. Не для того, чтобы вырвать еду, а чтобы схватить мое запястье. Никогда бы не заподозрила в тщедушном теле затворника силу, с легкостью засасывавшую меня внутрь башенки.
– Отпустите! – закричала я, напуганная до смерти. – Приказываю отпустить меня!
Хватка отшельника была крепкой.
– Твоя рука… – проквакал он. – На ней линии необыкновенной судьбы!
– Что? – пискнула я.
Тонкий ноготь отшельника прочертил бороздки на моей ладони…
– Линия жизни полна сюрпризов, – пробормотал он. – И линия смерти тоже.
– Линия смерти? О чем вы говорите? Это вы встретите ее сейчас, если не отпустите меня. Смерть, которая уже наполовину забрала вас!
Свободной рукой я вынула шпагу и воткнула острие в фенестреллу, желая лишь напугать затворника.
Это сработало: он выпустил мою ладонь…
…но только для того, чтобы схватить клинок и вырвать его из моей руки.
Застигнутая врасплох, я позволила рукояти выскользнуть. Шпага исчезла в отверстии, как длинная стрекоза, проглоченная жабой.
– Дай мне руку! – пролаял отшельник. – Я прочитаю будущее! Я покажу то, чего ты не хочешь видеть, и расскажу то, чего не хочешь слышать!
Меня охватила звериная, суеверная паника. Я допустила ошибку, послушав этого безумца, и теперь инстинкт умолял спасаться, бежать, пока его злые слова не отравили мой мозг.
– Смерть, чернота и горе, – заливался он жутким, гортанным кваканьем.
Я отскочила как можно дальше от этих отвратительных отрыжек.
– Гибель!
Я перепрыгнула через сплетенные клубки корней.
– Траур!
Я мчалась, петляя между расколотыми надгробиями.
– …и… му… ки!
В конце концов проклятия растворились в ночи и исчезли, заглушаемые моим собственным, сбившимся дыханием. Я прислонилась к надгробной колонне, чтобы перевести дух, выдыхая небольшие струйки пара и массируя больное запястье.
Где сейчас мои товарищи? Облако, проплывшее перед полной луной, погрузило кладбище в кромешную тьму.
– Сурадж?.. Эленаис?
Я шагнула на ощупь, опираясь на ледяные стелы.
Где выход?
Внезапно меня охватило головокружительное ощущение дежавю: я уже это где-то видела, слышала… представляла.
Вздохи губчатой земли под ногами – это вздохи из моего кошмара! Холодное, склизкое прикосновение камней под пальцами – точно такие же ощущала во сне!
Облака, заслонившие небо, внезапно разорвались, чтобы пролиться дождем бледных струек света на ближайшую могилу, выпотрошенную, изрыгнувшую обломки костей. Среди останков скрючилось существо.
Упырь.
Луна высветила его тощие конечности, торчащие ребра, сгорбленный хребет с острыми позвонками. Когти, утопленные в разлагавшуюся землю, казались непропорционально большими, как будто росли в десять раз быстрее, чем хилое тело. Но больше всего завораживали глаза: два огромных молочно-белых шара без зрачков. Глаза – никтолопы, как объяснял Сурадж, способные пронзить самую непроглядную мглу.
Я автоматически потянулась к поясу, нащупывая эфес несуществующей шпаги. Таким же движением упырь тронул свои бедра, запуская уродливую игру мышц и сухожилий под голой, омерзительно блестящей кожей.
Я потеряла оружие в реклузуаре, а эта тварь уже неслась на меня, не давая шанса вытащить кол! Ее скверное дыхание, отягощенное зловонием мрачного ужина, воспалило мое обоняние. Я рефлекторно скрестила руки, чтобы защититься.
Если кровь Нетленного и наделила меня какими-либо сверхъестественными способностями, то хорошо бы им сейчас проявиться. Однако ничего не происходило. Напротив: ослабевшие мышцы дрожали. Времени открутить оникс и выпустить Эссенцию Дневного Света не оставалось.
В нескольких сантиметрах от моего лба щелкнула челюсть упыря, показав два ряда анархических клыков на морде, представлявшей собой жуткий компромисс между человеком и животным.
– Помогите! – завыла я, задыхаясь от ядовитого смрада.
Мерзость излучала холодную ауру – знаковую подпись Тьмы.
Но было нечто еще, смертельно леденящее душу. Воспоминание о заключительной сцене этого противостояния: мой белевший среди камней труп с перерезанным горлом!
Когти упыря нацелились на мою пульсирующую сонную артерию.
Кошмар сбывался.
Опьяненная от ужаса, страха и отвращения, я постепенно теряла силы, покорившись неизбежному. Руки безжизненно повисли.
Все кончено.
Безымянная боль пронзила сердце.
Серебряная вспышка рассекла ночь.
Через миг все исчезло.
9. Арканы
Я ОТКРЫЛА ГЛАЗА В ПОТЕМКАХ и обнаружила, что лежу вытянувшись, словно парализованная.
По мере оживания нервных окончаний в теле я чувствовала неровную, каменистую землю кладбища, впившуюся в позвонки…
…боль от царапины, которая холодила шею.
– Она очнулась, – прозвучал голос.
Я медленно повернула голову. Эленаис склонилась надо мной. Ее длинные каштановые локоны-змейки упали на мое лицо.
– Уп… упырь, – прошептала я, преодолевая боль в пересохшем горле. – Берегитесь упыря!
– Он больше никого не побеспокоит.
В поле моего зрения появилось второе лицо: Сурадж.
– Эленаис убила монстра как раз перед тем, как он собирался прикончить тебя.
Воспоминания постепенно возвращались: лунный свет, упырь, его смертельные объятия. Когти, впившиеся в основание шеи. Молния, разорвавшая ночь.
Только то была не молния, нет, а серебряная перчатка Эленаис.
– Ты спишь уже два дня, – сказал Сурадж.
Два… дня?
Постепенно я осознала: безлунная, беззвездная ночь надо мной – это не небо. Это потолок, покрытый копотью тысяч свечей, горевших здесь на протяжении многих лет. А неровная поверхность под моей спиной не земля кладбища, а старый матрас с торчавшими из него пружинами. «Невинные» уступили место темной комнате с задернутыми шторами.
– Мы принесли тебя на постоялый двор «Желтого Кота», – продолжал Сурадж. – В первые двадцать четыре часа тебя сильно лихорадило. Мы даже потеряли надежду. Но теперь тебе значительно лучше.
