Широким жестом руки повелительница обвела ассамблею, которая затаив дыхание внимала каждому слову своей госпожи.
– Они – изгои общества. На них плюют буржуа из богатых кварталов и простолюдины из бедных. Те, у кого крыша над головой, не испытывают ничего, кроме презрения к париям
[61]. Я наблюдала это, работая в Неизлечимых. Туда стекались «неприкасаемые», те, с которыми не желали иметь дела даже самые обездоленные из бедняков. То были безумцы, отвергнутые семьями; проститутки, потерявшие красоту от оспин и выброшенные из борделей; нищие, обезображенные несчастьями и болезнями.
Слова Дамы, твердые как гранит, эхом разносились под сводами долины. Лицо, до этого бесстрастное, теперь выражало вихрь горьких эмоций. Вместо сочувствия я пробудила в ней гнев.
– Я тоже испытала безысходное отчаяние под крышей хосписа после того, как Версаль изгнал меня со Двора, а родной отец отрекся, – прошептала женщина, резко перейдя от величественного «Мы» к человеческому «я». – Чаша страданий не была испита до дна. Только после того, как меня незаконно трансмутировали, я осознала всю степень безнадежности.
Она обвела взглядом осужденных на смерть, прикованных к позорным столбам и ослепленных ярким лучом прожектора.
– Преподобная, которой я доверилась, хотела убрать меня. Раздавить как таракана. После я искала убежище в семьях простолюдинов, о родственниках которых с любовью и уважением заботилась в хосписе. Но дверь за дверью закрывалась: меня ошпаривали кипятком из окон, спускали злобных собак. Тогда я действительно дошла до точки. Я думала о собственной смерти как о спасении, единственном выходе, единственном избавлении. Оставалось лечь на берег Сены в стороне от дороги и ждать утра, чтобы лучи дневного света превратили меня в пепел. Да, я бы так и поступила, если бы не Пьеро.
Пьеро?
Я перевела взгляд на мальчика, молча следовавшего по пятам за повелительницей. Он тоже немой, как Орфео? Или просто чрезмерно застенчив? Туманные глаза скрывались за длинными каштановыми локонами. Дама неожиданно нежно, почти по-матерински положила руку ему плечо.
– Преподобная назвала его одержимым бесами. Вероятно, таким же было мнение родителей, которые бросили его еще до того, как он попал в хоспис. Безумец с головой, полной демонов. Но я, работая сестрой милосердия, жалела паренька и всегда внимательно слушала. Постепенно до меня начал доходить смысл его странных снов и замысловатых видений: тайна электрического света.
Рассказ повелительницы упырей завораживал. Слова сны, видения – перекликались с моими собственными переживаниями в последние дни. Я посмотрела на Пьеро новыми глазами: он – чудотворец, благодаря которому Дама Чудес управляла нечистью. Это меняло все! Приказав схватить соперницу, Король метил не в ту цель. И Монфокон тоже, требуя убить ее. Алхимическая сила вампирши-ренегаты не являлась врожденной. Она получила ее от подростка, едва вышедшего из детства.
– Когда граф Тарелла похитил меня, я отправилась к братской могиле у Барьер дю Трон, – продолжила она, растворяясь в воспоминаниях. – Я хотела опробовать инструмент, который несколько недель тайно создавала в келье хосписа, следуя четким инструкциям Пьеро. Наш первый фонарик. О, то был всего лишь черновик! В качестве ампулы я использовала банку, а вместо нити накаливания – графит. Батарею мы смастерили из смоченных в уксусе монет и кусочков картона, сложенных вместе. Став свидетельницей мучительных агоний в Неизлечимых и бесчисленных смертей от ядовитых царапин, я сгорала от нетерпения испытать это творение в реальных условиях против упырей. Верила, что у меня наконец-то появилось оружие для борьбы с мерзостью! Но прежде чем поведать преподобной и Факультету об открытии, мне предстояло проверить его эффективность самой. Не хотелось, чтобы меня обвинили, будто я поверила в бредни одержимого бесами.
Графит, батарея, нити… От алхимической тарабарщины голова шла кругом. Я поняла одно: благодаря видениям Пьеро появились электрические фонарики, ампулы, прожекторы. Вся магия электрического света.
– В ту ночь ни один упырь не явился к Барьер дю Трон. Что было, наверное, к лучшему. Мой прототип электрического фонарика излучал лишь тонкую ниточку света, которая, вероятно, была слишком слабой, чтобы отпугнуть нечисть. Вместо монстра-каннибала на меня напал вампир – Тарелла. Остальное вы знаете…
Она тяжело вздохнула.
– Я брела по улицам Парижа истекая кровью, брошенная всеми. И только воспоминания о Пьеро удержали меня от самоубийства. Именно ожидание того, чего мы можем достичь вместе с ним, помогло выстоять. В течение нескольких месяцев я жила как незаконная вампирша, укрываясь от инквизиторов Факультета, питаясь пьяными студентами, шатавшимися по улицам после объявления комендантского часа. С приходом дня я пряталась на городской свалке юга Парижа рядом с Гобелен, в яме, полной нечистот, глубоко уходившей в землю. Там, в тиши безветренной ночи можно было услышать далекое журчание погребенного Бьевра, который на протяжении веков застраивался улицами и домами. В самом сердце свалки я собирала детали, необходимые для осуществления мести: монеты, выкраденные у жертв, медь, вырванную из водостоков зданий, стеклянные бутылки из плохо закрытых таверн. Затем я отправилась в «Неизлечимые», чтобы освободить Пьеро и всех, заключенных в психушку. Тех, кто не отверг меня, как прокаженную, а напротив, полюбил ту, кто заботился о них. Их не остановил ледяной холод моей кожи. Они последовали за мной на свалку Гобелен, где под моим руководством и с помощью собранного материала без передышки готовили электрические фонарики. Пока они трудились, я изучала гримуары
[62], выкраденные из библиотеки хосписа, чтобы узнать как можно больше об упырях перед тем, как отправиться в недра земли.
И снова лицо Дамы оживилось, когда она погрузилась в воспоминания.
– Используя старые карты, вынесенные из стен Неизлечимых, я определила течение реки Бьевр. Инстинкт подсказывал, что там – идеальное место для моего Двора. Оставалось только найти подходящую точку. От водосточной воронки Гобеленов мы достигли черных вод. Вооружившись электрическими фонариками, спустились по бурному потоку реки. Половина команды погибла в пути, убитая упырями, ведь тогда электрические фонарики не отличались мощностью, как сейчас. И все же многие смельчаки выжили и добрались сюда, в эту огромную пещеру, где мы основали колонию.
Дама обвела золотистым взглядом сотни собравшихся. В самом начале здесь была лишь маленькая горстка людей. Я догадалась, что Марсьяль, не отрывавший от госпожи преданного взгляда, был одним из первопроходцев.
– Раньше на этом месте тухло болото под открытым небом, – продолжала рассказ повелительница. – Прежде чем впасть в Сену, Бьевр орошал Сад растений Короля. С тех пор как в Париже начали возводить земляные насыпи, Сад орошался руками человека. Парижане забыли о существовании этой погребенной под землей долины, а мы открыли ее заново! За прошедшие месяцы колония выросла. Благодаря видениям Пьеро мы научились укрощать реку. Она протекает под землей, поэтому никогда не замерзает. Наоборот, бурлит в любое время года. Мы установили турбины, чтобы получать электричество. По медным проводам, покрытым вощеной тканью, оно подается в ампулы.
