Сотни лиц, освещенных вновь зажженными ампулами, повернулись в нашу сторону. Дама прыгнула в воду.
Я прижалась к шторе, окаменев от увиденного: придворные мчались по склонам долины, не решаясь прыгнуть вслед за своей госпожой в темную, ледяную воду. Движение огромной толпы сотрясало стены пещеры, световые ампулы и полузатопленные столбы. Один из них зашатался… и рухнул, увлекая за собой другие, как костяшки домино. Ампулы и медные провода сорвались вниз, подняв большую волну. Раздался зловещий треск.
Вода неистово забурлила.
Погруженные в воду тела завертелись в безумной пляске, безудержнее, чем неутомимая джига. Интуитивно я догадалась, что именно алхимическая сила электричества, жестоко высвобожденная в воде, заставляла их исполнять танец смерти.
Дама танцевала тоже! Ее длинные волосы взмыли вверх как птицы. Диадема вибрировала, словно пораженная громом. Полы муарового платья развевались легко, как облако. Ампулы сверкали ярче, чем когда-либо, заливая светом широко открытые, золотистые глаза. Она была похожа на Пифию
[63], только что очнувшуюся от долгого транса. Я видела искры на кончиках ее ресниц, вспышки молний, сиявшие на лбу.
От алебастровой кожи поднимался черный пар: испарялась тьмагна, означая наступление скорой Абсолютной Смерти. Рот повелительницы приоткрылся на слове, которое я не расслышала из-за расстояния, но без труда прочитала по наэлектризованным губам:
– Эленаис!
И все закончилось.
Все ампулы разом погасли.
Навсегда!
25. Пожирание
ВОПЛИ И КРИКИ СОТРЯСАЛИ СТЕНЫ ПЕЩЕРЫ.
Стенания мужчин и женщин, попавших в беспощадные руки Тьмы, разрывали барабанные перепонки. Нечеловеческое рычание, которое их сопровождало, было еще ужаснее. Там, в долине, уже ничто не сдерживало упырей.
Внезапно слабое свечение пронзило потемки: Стерлинг только что зажег единственный оставшийся у нас электрический фонарик. Его лицо выхватил дрожащий луч. Лорд все еще держал Пьеро. За ними возвышалась массивная тень Орфео.
– Быстро, нельзя терять ни минуты! – поторопил Рейндаст. – Надеюсь, свет в фонарике продержится хотя бы немного, чтобы мы успели выбраться на поверхность.
Он повернул в сторону «Пасти Пожирания». Я ее не видела, но чувствовала ледяное дыхание.
– А я? – где-то во мраке пискнула мать Инкарната.
Я придержала Стерлинга за рукав рубашки:
– Мы не можем оставить их так. Ни ее, ни Марсьяля.
Вампир направил на меня луч электрического фонарика.
– Пожалела врагов? Противоречишь образу беспощадного оруженосца.
– Несколько минут назад ты тоже воспользовался моей жалостью. Я подарила тебе второй шанс. Они, как и ты, имеют на это право. – Я тяжело сглотнула. – Мне приходилось убивать ради спасения своей шкуры, чем отнюдь не горжусь. Воспоминания об этом – словно нож в сердце. То была самооборона. Сейчас у меня есть выбор. И я ни за что не брошу беззащитных людей на верную смерть, враги они или нет. Помоги освободить их.
Я сняла со связки ключ от позорного столба Марсьяля и бросила Стерлингу, полагаясь на его острые глаза, видящие в темноте лучше моих. Выхватив из его рук электрический фонарик, я подбежала к преподобной.
– Наконец-то! – недовольно гаркнула она, высвободившись. – Меня чуть удар не схватил.
Однако тут же спохватилась, с большим трудом сдерживая гнев:
– Спасибо, моя девочка…
Не успела монахиня что-то добавить, как мимо нас пронесся Марсьяль. Все еще с кляпом во рту, он мчался вниз по темному склону к реке, к смерти. Преданный своей Королеве до конца…
– Вперед! – скомандовал Стерлинг.
Мы впятером бросились в проход. Я впереди. Следом Стерлинг с Пьеро. Орфео и Инкарната замыкали группу.
* * *
Глотка «Пасти Пожирания» была настолько узкой, что мы передвигались гуськом.
Ореол электрического фонарика тускло освещал несколько метров впереди. Его света едва хватало, чтобы разглядеть камни под ногами и не упасть.
Сильный ветер в тесном проходе развевал мои волосы и разорванный подол платья. Л’Эский в самом начале наших поисков говорил, что воздушные потоки в подземелье постоянно задувают факелы тех, кто отважился туда спуститься…
Фонарик еще светил. Надолго ли?
Я поднималась по склону так быстро, как могла. Страх болезненно сдавил грудь. Оглушительные вопли агонии исчезли. Их унес свист ветра.
Из головы не шел последний сон-видение: армия упырей преследовала меня в маленьком туннеле, который странным образом напоминал место, где мы сейчас находились…
– Хвала Тьме! – радовалась преподобная за моей спиной. – Пасть пуста! Упыри освободили нам дорогу, так как заняты пожиранием сброда.
Слова наполнили меня горечью. Возможно, подданные Двора Чудес выбрали в жизни дурной путь, но какую альтернативу оставило им общество? А те несчастные, прикованные к турбинам? Ведь никто из них не заслужил подобной участи.
Дама в своем безумии служила извращенному идеалу, искаженному отражению справедливости, в отличие от преподобной, служившей только себе. В этот момент монахиня напомнила мне мадам Терезу, циничную управляющую из «Гранд Экюри».
– Наконец-то я избавилась от дьяволицы, мучившей меня по ночам. Теперь снова смогу спать спокойно. Даже больше! За то, что помогла уничтожить Даму Чудес Факультет вознаградит меня и предложит управление престижным заведением. Возможно, Домом Инвалидов? Я устрою кабинет под куполом с великолепным видом на эспланаду…
– Придержите язык, матушка, – оборвала я, раздраженная и обеспокоенная тем, что она привлекала к нам ненужное внимание.
Преподобная лишь огрызнулась и продолжила:
– О, не волнуйтесь, дитя мое! Я ни словом не обмолвлюсь о ваших планах альянса с Англией! Буду молчать об интригах с вампиром-иностранцем и этим… э… существом, которое вы называете Орфео. И про Пьеро тоже ни слова. Вы можете делать с мальчиком все что хотите. Разрешаю вам передать его Королю, чтобы монарх по достоинству оценил чудо электрической алхимии. Ну, а я буду молчать как могила, которую сестра Амаранта не должна была покидать… Ах!
Преподобная пронзительно взвизгнула. Я резко обернулась, направив луч электрического фонарика на замыкающие ряды нашей группы. Во мраке монахиня боролась с чем-то, цепляющимся за ее рясу… Это были две длинные, белые лапы с когтями.
– Помогите! – вопила монахиня. – На помощь!
Орфей бросился к ней, но она в панике оттолкнула его:
– Не трогай меня, нечисть! Прочь!
Преподобная настолько прониклась догмами Факультета, что отвергала мерзость огульно, не в силах отличить тех, кто желал ее смерти, от тех, кто хотел спасти.
