Два месяца назад я пришла в Галерею Зеркал как неизвестная воспитанница «Гранд Экюри», чтобы принять участие в борьбе за «Глоток Короля».
Сегодня 21 декабря, едва переступив порог Королевской Часовни Версаля, я услышала свое имя, перелетавшее из уст в уста. Все лица были обращены ко мне.
– Диана де Гастефриш!
– Она вернулась!
– Она больше не оруженосец, но ее сопровождает Главный Конюший…
Монфокон действительно шел рядом со мной, одетый в свой самый роскошный черный бархатный жюстокор. По этому случаю он даже пригладил козлиную бородку воском и завил кудри старого парика.
Я тоже сменила рваную фланель на одно из самых великолепных нарядов Наоко – платье из черного шелка с вышивкой. Умелыми руками она убрала мои волосы в изысканный пучок.
Я шла по центральному нефу часовни среди придворных смертных и бессмертных, заполнивших зал.
Все были в темных одеждах, соответствующих празднованию Ночи Тьмы, самой длинной в году и самой священной. Высокие темные свечи горели в железных канделябрах. В воздухе витали тяжелые ароматы ладана, мирры и более редких трав – античные секреты консервации тел фараонов, чей запах услаждал обоняние повелителей ночи.
Внушительные дорические колонны окружали архитектурное великолепие, возведенное во славу величайшего из всех вампиров, абсолютного монарха по милости Тьмы.
Он возвышался там, в первом ряду перед клиросом
[66], где сиял великолепный орган, отражая сияние тысяч огней.
Король Тьмы был одет в огромную шубу из шкур черных волков. По меховому полотну десятки разбросанных мертвых глаз излучали желтоватый блеск, напоминавший золото солнечной маски Короля.
Маска повернулась ко мне, когда я шла по нефу, с каждым шагом чувствуя, как леденеет воздух. Невозможно было разобрать выражение глаз за темными щелями. Зато лица знатных и высокопоставленных придворных, окружавших монарха и пожиравших меня взглядами, были как на ладони.
Маркиз де Мелак, министр Армии, выражал что-то среднее между удивлением и горечью. Принцесса дез Урсен, министр иностранных дел, не скрывала восхищения. Пять оруженосцев тоже заняли свои места.
Эленаис первой привлекла мое внимание. Ее великолепные каштановые волосы были уложены в модную прическу а-ля Фонтанж
[67] – воздушную комбинацию из локонов и кружев.
Как же она была похожа на Ифигению. Но в отличие от сестры в ее лице, созданном магией алхимической хирургии, скрывалось что-то, что еще не успело зачерстветь. Девушка невольно улыбнулась, завидев меня. Даже вздохнула украдкой с облегчением. Потому что я жива? Возможно. Ведь преследуя общую цель в Париже, мы неделю делили кров и еду, подвергались опасности, спасали друг друга. Возможно, однажды мы станем ближе, и мне удастся избавить ее от влияния деспотичного отца, как дань уважения Ифигении.
Рядом с красавицей, гордо выпрямившись, стоял Сурадж в эбеновом индийском камзоле, совпадавшем по цвету с тюрбаном. Он открыто улыбался мне, не пряча своих эмоций. Юноша прошел через муки, вынужденно лгал мне по приказу Нетленного, в то время как сердце подсказывало ему другое. Лицо его светилось от радости. И, вероятно, от облегчения, что моральные терзания наконец позади.
Справа от него Рафаэль. Ему не пришлось менять свой обычный наряд. Он всегда одет в черное, по моде испанского двора. Его вибрирующие зеленые глаза подбадривали меня. Он стоял рядом со своим тайным любовником, но не смел взглянуть на него. Сердце мое невольно сжалось.
Для Поппи правил не существовало. Вопреки этикету, темно-синими губами она прошептала за спиной Нетленного по-английски: Welcome back!
[68]
Ряд оруженосцев замыкал загадочный Зашари, с лицом, таким же непроницаемым, как у самого Короля.
Остановившись в двух метрах от суверена, я присела в глубоком реверансе и опустилась на ледяные плиты.
Смертельный холод, исходивший от Его Величества, пронзил меня до костей.
Одним словом владыка Магны Вампирии мог как поднять меня, так и нанести сокрушительный удар. Я достаточно хорошо его изучила, чтобы понимать: ему нравилось вершить судьбы подданных на глазах у огромной аудитории.
Его величественно-бесстрастный голос эхом пронесся под сводами часовни:
– Диана де Гастефриш! Мы приказали вам привести Даму Чудес и армию ее упырей. Вы не справились со своей миссией.
Злобный голос внезапно раздался справа от меня:
– Она не просто не справилась, Сир! Она совершила чудовищное преступление!
Все еще стоя на коленях, я украдкой бросила взгляд на первый ряд первых лиц королевства, откуда раздался крик.
Высокая дама в черном крепдешиновом платье поднялась, дрожа от ярости. Ее наряд был продиктован не только празднованием священной ночи: это был траурный наряд.
Я приподняла голову еще на несколько сантиметров, чтобы рассмотреть лицо под сетчатой вуалью. Эдме Вовалонская. Я увидела ее оскаленные от злобы клыки.
– Она убила графа де Тареллу! – Вампирша вытянула в мою сторону длинный ноготь, будто хотела проткнуть меня. – Мы не знаем как, потому что орудие убийства не найдено! О, Сир, восстановите справедливость! Прикажите распять ее!
Я думала, что маркиза достаточно подкована в подковерных играх, чтобы не устраивать скандал перед Королем.
Возможно, исчезновение жуткого любовника действительно повлияло на нее. Возможно, она увидела в нем отражение своей гнилой морали.
В любом случае время для таких заявлений выбрано ею неверно. Если и было что-то, чего Нетленный ненавидел, так это когда у него из-под носа уводили главную роль.
– Где, по-вашему, вы находитесь, маркиза? В театре комедии дель арте? Ведите себя прилично! Какого черта! Согласно показаниям, данным нам виконтом де Мортанж, Тарелла пытался пустить кровь этой молодой особе без Нашего предварительного разрешения. То была законная самооборона. Нам все равно, каким образом она избавилась от негодяя.
Собрание хранило молчание. Волна возбуждения шорохом пробежала по рядам.
Черты лица Эдме исказились:
– Мортанж?.. – пролепетала она.
Ее взгляд заметался по рядам. Я тоже повернула голову, все еще преклоняя колени перед Королем.
Александр стоял там же. Его великолепные рыжие волосы были убраны назад в катоган. Он вызывающе посмотрел на вампиршу… затем перевел полный нежности взгляд на меня.
– Я… я думала, что Гастефриш больше не играет роли для Вас, Ваше Величество… – продолжала мямлить Эдме в последней попытке завоевать прощение монарха.
