Он обнаружил выпавший откуда-то поблекший снимок — Матильда в цветастом платье. Перевернул карточку: 1943 год. Она позирует на фоне переднеприводного «ситроена-траксьон-аван». Анри внимательно вгляделся в фотографию и как никогда остро ощутил сексуальную притягательность, исходящую от красоты Матильды, и знакомое ему колдовство ее жестокости. Именно в этом парадоксальном единстве крылась для него всегдашняя привлекательность этой женщины.
Открытка на бристольском картоне. 1960 год. Похороны Реймона Перрена. «Спасибо, что приехал. Твое присутствие (даже краткое) доставило мне огромное удовольствие. Когда ты приедешь снова? Или дождешься, чтобы и я умерла?»
Анри проверил, не забыл ли чего-нибудь. Затем сунул все в камин, разжег огонь и допил холодный чай. Будто загипнотизированный, он смотрел на пламя, но вдруг встряхнулся — созерцание огня делает дураком.
Целый пласт его жизни исчезал в камине; Анри задумался о себе.
И вновь пришел к выводу, который всегда казался ему очевидным. За всю жизнь он испытывал лишь одну страсть: влиять на события. Его успех или его авторитет держались не на его организаторских способностях или умении командовать, а на этом тайном исступлении, этом головокружении, которое он испытывал от осознания себя тем, кто управляет ходом событий. Посланцем судьбы, если не самой судьбой. Анри вспомнил обо всех жизнях, которые разрушил, и обо всех, что сохранил, и о тех, про которые он ничего не знает, но изменил их ход. Внезапно ему привиделось огромное древовидное разветвление, в котором фигурировали все эти мертвые, и живые, и целая пропасть последствий, вызванных их исчезновениями: женитьбы, повторные браки, наследства, назначения, награды, самоубийства, рождения, отъезды, побеги, встречи после разлуки… Пространная человеческая комедия, глубоким корнем которой был он, потому что именно он создал все это — не только исчезновения, которые в любом случае рано или поздно произошли бы, но и все то живое, неожиданное, порой непредвиденное, что они могли породить. Тут Анри поднялся с мыслью о том, как на него повлияет — поскольку настал его черед — сообщение о том, что контракт исполнен, что Матильды больше не существует.
* * *
Внешне Дитер Фрай был полной противоположностью Бюиссона. Это высокий, плотный, но элегантный мужчина с редкими волосами и плоским животом. Ему понадобится меньше часа, чтобы добраться от Фройденштадта до Страсбурга. Существовал прямой рейс в Тулузу, но ему прежде следовало заехать в Париж. Путешествовал он под вымышленным именем.
Он сделал очень короткую остановку в Париже — только для того, чтобы специальный человек, которому он платил наличными, передал ему чемодан, — и пересел в бесконечно длинный поезд на Тулузу. Командир предупредил его, что продолжительность задания непредсказуема. От одного до четырех дней. Не больше.
Дитер положил три дня и собрал в дорожную сумку точное количество необходимого белья.
В Тулузе, воспользовавшись первым из своих вымышленных имен, он арендовал автомобиль. Все вместе заняло у него ровно двадцать два часа. Два остались ему на отдых. В его чемодане находилась снайперская винтовка с оптическим прицелом. Единственный вопрос, который теперь стоял перед ним, — это выбор поста наблюдения.
* * *
Матильда немного помедлила, сделала себе кофе. Она чувствовала себя какой-то несвежей, с терпким привкусом во рту. Она отбросила мысль о том, чтобы открыть аптечку, — если муж у тебя был врач, поневоле избегаешь лекарств. Над кофе она как будто вздремнула, озабоченная сама не зная чем.
Кокер ждал кормежки. Матильда поднялась, открыла ему дверь, наполнила его миску собачьими крокетами и пошла взглянуть на себя в зеркало. Боже мой, ну и рожа, до чего же страшная рожа! Какое-то искаженное лицо с тяжелыми веками. На самом деле точно такое же, как всегда, но она достигла возраста, когда по утрам женщина мало похожа на человека. Ей требовалось все больше времени для того, чтобы соорудить себе приличное лицо. Теперь она принималась за дело с самого рассвета. На часах половина восьмого. Это точно я, сказала она себе, глядя в зеркало, ну то есть приблизительно я. Насколько это возможно. Она замерла. Ей послышался какой-то шум, резкий удар в стенку.
— Людо!
Пес не появился. Она что, уже выпустила его в сад? Чуть склонив голову набок, на нее с любопытством смотрел кокер.
— Тихо! — шепнула она ему, хотя он не издал ни звука.
Нет, это не собака.
Она подошла к раковине. Машинально схватила кухонный нож, выглянула в окно, но ничего не увидела. Звук повторился. На сей раз, вне всякого сомнения, он шел снаружи.
Кокер принялся потявкивать. Его тоже коснулась витающая в помещении тревога.
— Тихо!
Куки уселся, упершись передними лапами в ноги Матильды. Она наклонилась, взяла его на руки и поставила на разделочный стол — тихо, Людо. Пока она прислушивалась, пытаясь понять, откуда идет звук, щенок пытался лизнуть ее в лицо.
Прекрати, Людо! Она прижала его к себе, ему стало тесно, он заскулил. Молчать, ты же видишь: мамочка слушает.
Он затих, но все еще был напуган.
Матильда спустила его на пол, бесшумно переместилась к напольным часам, осторожно открыла их, последовательно переводя взгляд с выходящей в сад застекленной двери на окна кухни. Нащупала там промасленную тряпку, в которую был завернут всегда заряженный «смит-вессон». Прихватила второй магазин, сунула его в карман, затем бесшумными шагами подошла к двери. Она слышала, как бьется ее сердце. Она прижалась к стене, ухватила дверную ручку и медленно ее повернула. В противоположность тому, что командир называл хладнокровием и что является способом отрыва от реальности, Матильда ощущала ошеломляющую ясность сознания. Подобные мгновения, когда все чувства направлены на вроде бы незначительные детали, изнуряют. Ее мозг не работал, остался только острый взгляд, сосредоточенный на объекте, про который она даже не знала, реален ли он или существует только в ее воображении.
Матильда очень осторожно открыла дверь. Шагнув к порогу, она снова услышала звук.
Подняв голову, она увидела, как легко стукнул ставень окна ее спальни.
И в тот же миг — возможно, из-за внезапного облегчения, из-за отсутствия опасности, которой она ожидала, — ее охватила слабость, ноги подкосились, рука под тяжестью оружия, которое она едва не выронила, опустилась. Матильда медленно добралась до стула и рухнула на него. Затем попыталась взять себя в руки. Подошел щенок. Она схватила его и прижала к груди. Так прошла четверть часа.
Что со мной?
Чего я испугалась?
Встать, действовать. Ты готова, так что поезжай за покупками, делай что-то полезное. Она дошла до часов, снова завернула оружие в промасленную тряпку и взяла ключи. Где-то внутри оставалась охватившая ее тревога; это было как неприятный привкус во рту или страх упасть на скользком тротуаре. Что-то вроде тоски, которая не проходит.
Что делать с Куки? Если оставить его в саду, Лепуатевен может расправиться с ним, я его знаю. Может, сходить к нему и окончательно решить проблему? Но для этого она чувствовала себя недостаточно в форме. Она все еще сильно взволнована? Матильда прекрасно осознавала, что ее сердце до сих пор колотится неравномерно.
