Она передвинула лежанку вместе с собакой на террасу, заперла дом, но оставила приоткрытой застекленную дверь, чтобы песик мог немного порезвиться в саду. Затем медленно тронулась с места, проехала по дорожке до ворот и — снова-здорово! — я выхожу, я отпираю ворота, я сажусь в машину, трогаюсь с места и опять выхожу и запираю ворота. О-ла-ла, решено, как только вернусь — сразу закажу установку электрического замка, плевать на расходы!
Матильда придвинула вперед водительское кресло, поискала удобное для себя положение, чтобы вести машину.
Это правда, мы с тобой были удивительные друзья, что мы только не вытворяли, помнишь? Помнишь наши вылазки? Заметь, уже тогда ты мне не доверял. И не надо отрицать! Кстати, я была точно такая же, как сейчас. Но как все это теперь, увы, далеко… Я прекрасно знаю, что сегодняшнюю утреннюю историю ты затеял только для того, чтобы напугать меня, но это нехорошо, Анри, с друзьями так себя не ведут.
— А вот и он!
Матильда только что встретила машину Лепуатевена, который возвращался из магазина.
До скорого, мысленно сказала она ему.
В одиннадцать утра она выехала на шоссе. А теперь в путь!
Потому что все-таки, Анри, нам с тобой необходимо поговорить.
* * *
В полдень командир пообедал как ни в чем не бывало. Он всю жизнь был холостяком и научился справляться. И размышлять в одиночку.
Он несколько раз произвел подсчеты, проверил предположения и теперь был убежден, что план «Бюиссон» провалился.
В первый раз Бюиссон позвонил ему накануне днем, в двенадцать тридцать четыре.
— Я обнаружил цель, все в порядке.
— Когда вы рассчитываете с ней повстречаться?
— Сегодня вечером я вам сообщу, но более чем вероятно, что до завтрашнего утра.
Второй раз он позвонил в двадцать два сорок.
— Цель задернула шторы, все в порядке.
— А что насчет контакта? — настаивал Анри.
— Думаю, что он будет установлен через три часа. В худшем случае — через четыре.
И, прежде чем Анри задал вопрос, продолжал:
— Подтверждение контакта я дам вам завтра утром. Наверняка около шести часов. Самое позднее в девять.
Было уже двенадцать тридцать. Бюиссон больше не позвонит.
Значит, Матильда вот-вот сама нанесет ему визит.
На самолете она не полетит.
В Тулузе она может быть завтра. Оставалось узнать, сколько времени она будет выжидать, прежде чем решится.
Анри тщательно вымыл за собой посуду, выпил свои обычные три чашки довольно крепкого кофе и позволил себе выкурить в саду сигару: особые обстоятельства требуют особых удовольствий. Он оглядывал цветущие клумбы, пристроившийся сбоку гараж, сарай, который укрепили по его заказу несколько лет назад. Поглощенный созерцанием окрестностей, он продолжал размышлять и анализировать различные возможности.
То, что вскоре произойдет, было неизбежно.
Тот факт, что Бюиссон, который был не абы кто, провалился, заставляло его принять многочисленные меры предосторожности. И все же Анри не спешил. Жизнь научила его, что события редко происходят так, как мы предполагаем. Полностью обезопасить себя здесь, в этом доме, было очень трудной задачей. Докурив сигару, Анри довольно философически заметил себе, что следует также рассчитывать на удачу. Однако он отправился в гараж и выложил то, что ему может понадобиться, на верстак, который использовался для мелких починок.
* * *
Оччипинти пребывал в крайнем раздражении. Он вернулся от судьи с карманами, полными бумажных пакетиков с самыми разными богатыми липидами злаками, запасы которых он обновил двумя часами позже. Это выглядело многообещающе. В кабинете судьи, мрачный, как никогда, встревоженный и возбужденный, Оччипинти утверждал, что причину смерти его инспектора следует искать в окружении той медсестры. Он называл ее азиаткой. Для него что камбоджийка, что вьетнамка, что уроженка Лаоса — одно и то же, азиатская деревенщина. Только вот с братьями Тан они не продвинулись ни на миллиметр. Судья счел, что за неимением доказательства их участия в двойном убийстве в Нейи их следует отпустить.
Братья Тан были мелкой шпаной, агрессивными, жестокими и честолюбивыми, и смерть сестры привела их в крайнее возмущение. Боль придет позже. Особым умом они не отличались. Профессиональными достижениями — впрочем, довольно скромными — они скорее были обязаны своей грубости и бесчувственности, нежели стратегическим способностям, коими вообще не обладали. Оччипинти рассматривал братьев, сидя с ними рядом. По его мнению, убийц завербовали среди конкурентов и врагов братьев Тан. Мотив должен находиться в сфере территориальных споров, неудач с поставками. Это, по-видимому, что-то достаточно важное, раз соперники пришли убить сестру; столь мощное предупреждение не делают без серьезных оснований. Опросили осведомителей, местных фликов, бригаду наркоконтроля, однако никто не был в курсе конфликта конкурентов или же недавних действий братьев Тан, способных вызвать гнев кровожадных соперников…
— Вы их немедленно освободите, — сказал судья.
Оччипинти придется повиноваться.
Положение его было критическим, потому что это временное содержание под стражей будет иметь последствия, которые не ускользнут от судьи. Сфокусировавшись на конкурирующей банде, полицейские внедрили в сознание братьев Тан вирус мести. Если бы они не были такими кретинами, можно было бы ничего не бояться, но они мыслят слишком прямолинейно. Мы открыли ящик Пандоры и, возможно, подали таким образом сигнал к началу войны банд. В преступном мире, особенно между наиболее ничтожными его представителями, подобные сведения счетов легко переходят в побоища. Эти жалкие типы неделями размахивают оружием по всем углам, одно убийство влечет за собой другое, и усмирить их бывает не так-то легко.
— Согласен, — сказал комиссар, — мы их освобождаем.
Выходящие из здания уголовного розыска братья напоминали двух хорьков во время открытия охотничьего сезона.
Комиссар вновь вернулся к гипотезе Васильева и перечитал все записи группы, которой было поручено тщательно разобраться в работе инспектора. Перед взглядом Оччипинти в обратном порядке прошли все мерзкие задания, которые он давал Васильеву, изнасилования девушек, женщин и детей. Сейчас он понимал причину подобного выбора. Разумеется, теперь, когда инспектор был мертв, он стал храбрым парнем. Оччипинти подзабыл, что ненавидел его, потому что ненавидел всех, и считал разумным поручать такое количество дел о сексуальном насилии, то есть об отклонении от нормы, мужчине, никогда не говорившему о сексе. Никто никогда не слышал, чтобы Васильев рассказывал анекдоты, в которых женщины и гомосексуалисты всегда выставлены в нелепом свете и которые с незапамятных времен являют собой усладу казарм и комиссариатов.
Задним числом комиссар восхищался психическим здоровьем своего бывшего подчиненного, потому что ему самому эти дела портили настроение, — некоторые даже помешают ему уснуть, и он проведет ночь, сидя в постели возле супруги и горстями поглощая кешью.
