— Пожалуйста, спасите мои ноги, — снова и снова умолял он. — Пожалуйста, найдите кого-нибудь, кто знает, как восстановить поврежденные конечности. Я обещаю, что не буду препятствовать никаким операциям и терапии, только оставьте мне ноги!
Хирурги, тронутые его искренней мольбой, решили поговорить со своим командиром. Тот знал одного опытного хирурга-ортопеда из больницы Фицсимонс близ Денвера, штат Колорадо, который мог бы выполнить просьбу солдата. Они организовали эвакуацию в Англию, где ему сделали переливание крови и стабилизировали состояние. После двух месяцев лечения его перевезли обратно в Соединенные Штаты, в операционную доктора Майкла Стэнтона, молодого хирурга-ортопеда, который занимался трансплантацией и восстановлением костей на передовой. За два года в Фицсимонсе Гас перенес семнадцать операций, интенсивную физиотерапию, благодаря чему смог на своих ногах выйти из больницы. Он остался с хромотой и болью на всю жизнь, но мог ходить!
Однажды утром, в перерыве между операциями и реабилитацией в Фицсимонсе, он забрел на кухню в поисках стакана томатного сока. Там его ждала хорошенькая молодая медсестра по имени Люси, и так стакан томатного сока привел к браку, который продлился более шестидесяти лет.
Я спросила Люси, сожалел ли Гас когда-нибудь о своей судьбе, но она сказала, что все было с точностью до наоборот. Почти каждый день он выражал искреннюю благодарность за свою жизнь и спасенные ноги. Я верю, что он действительно был одним из Великого поколения
[18].
Когда Гас стал прикован к постели из-за болезни Альцгеймера, Люси стала его сиделкой, соблюдая свою клятву «и в горе, и радости». Она стала его защитником в администрации ветеранов и обеспечила лучшую регулируемую кровать и другое оборудование, необходимое для предотвращения пролежней и лечения его рецидивирующих аспирационных пневмоний
[19]. Она нанимала сиделок, готовила ему пюре и просила меня навещать его дома всякий раз, когда происходили какие-либо изменения в состоянии.
Но даже несмотря на исключительную заботу, Гас угасал. В День Святого Валентина ему исполнилось девяносто лет (Люси родилась в тот же день, но годом позже). Его травмы, полученные во время Второй мировой войны, снова начали причинять боль, и я знал, что будет сложно проводить терапию и практически невозможно вылечить их.
В обычное пятничное утро я совершал обход в больнице, и, как только осмотрел своего последнего пациента, пришло сообщение от Люси. К моему огорчению, Гас скончался. После окончания разговора по случайному совпадению я увидел своего коллегу, доктора Джона Борна, выходящего со стоянки. Мы остановились в комнате отдыха врачей и обменялись новостями о пациентах.
— Люси звонила сегодня утром. Гас только что умер, — сказал я доктору Борну.
Его лицо побледнело, как будто он только что увидел привидение. Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова.
— Что случилось? — встревоженно спросил я.
— Это так странно, — он сел за компьютер, чтобы собраться с мыслями. — Я ехал в больницу, и меня охватило непреодолимое желание выключить радио. Обычно я никогда так не делаю, но мной завладело чувство, будто меня вызывают для очень важного дела, и все мысли немедленно обратились к Гасу. Я все время вспоминал то, что ты рассказывал о его военной карьере и жизни, как будто он прощался со мной.
Мы проверили время сообщения. Ровно семь часов — минута, когда доктор Борн выключил радио!
С тех пор мы неоднократно размышляли о событиях того утра и в конце концов пришли к выводу, что каким-то образом мы были почетными получателями последнего прощания Гаса. Не знаю, почему он выбрал именно нас, хотя это было бы не так уж и не похоже на него — сказать спасибо людям, которые были его докторами уже тридцать лет.
Поэтому и я отвечаю Гасу: «Спасибо за последнюю дань уважения, мой старый друг».
Глава 9
Леденящий холод
Джон П. Менденхолл, доктор медицины
Я знал, что замерзаю до смерти, потому что читал о стадиях обморожения в медицинской школе. Сначала тело начинает ощущать холод. Потом вы начинаете дрожать. Организм так пытается генерировать тепло. Когда наступает гипотермия (температура падает ниже нормы), дрожь прекращается и вы впадаете в замешательство и чувствуете себя очень усталым. Говорят, что это не такое уж неприятное чувство, когда ты проваливаешься в сон, затем в кому, а потом наступает смерть.
Я путешествовал со скаутами
[20] по хребту Скалистых гор
[21], вершины которых достигали тринадцати тысяч футов
[22]. Стоял прекрасный осенний день, и поход был восхитительным. По мере того как мы поднимались все выше и выше в разреженный воздух, скауты с нетерпением ждали возможности разбить лагерь на склоне горы. Я даже не осознавал, как высоко мы уже забрались, пока у меня не перехватило дыхание. Когда отстал от группы и начал хрипеть, я понял, что у меня, должно быть, горная болезнь с отеком легких.
Я знал, что нужно было спуститься ниже и получить медицинскую помощь, но мы были слишком далеко в дикой местности, чтобы кто-то мог быстро прийти к нам. Нам придется спускаться пешком.
По крайней мере, таков был план, пока нас внезапно не настигла горная метель. Теперь идти пешком было для меня чем-то невозможным.
В промежутках между вздохами я поговорил с другими лидерами группы, и мы решили, что для безопасности скаутов нужно спуститься с горы, а я останусь здесь со своим спальным мешком, чтобы прийти в себя. Затем они пришлют спасательную команду, чтобы вытащить меня.
Они ушли, и я был рад возможности отдохнуть. По крайней мере, можно было отдышаться, не двигаясь. Я нашел относительно спокойное место на тропе, укрытой соснами, достал спальный мешок и забрался внутрь.
Было еще утро, но температура продолжала падать. Во время попыток устроиться в спальном мешке я услышал хруст снега, когда он становится очень-очень холодным. Застегнул молнию, накинул капюшон на голову и свернулся калачиком так сильно, как только мог, чтобы максимально сохранить тепло, излучаемое моим телом.
