– Держу пари, он ни разу в жизни рук не запачкал, – презрительно произнес Мэтт после их первой встречи: неловкой, на пороге дома, когда мой бывший муж провожал Кэти.
– Может, ему и не нужно было, – возразила я и в ту же секунду пожалела о своих словах. Ведь Мэтт на самом деле умный. Возможно, не такой образованный, как Саймон, но определенно не дурак. Если бы не я, он закончил бы колледж.
Я приношу чай Саймону. Он уже надел бледно-голубую рубашку и темно-синие брюки. Пиджак пока еще в шкафу. В «Телеграф» принято одеваться неформально, и Саймон в качестве уступки перестал носить галстуки, но костюм на джинсы не сменил. Не такой он человек. Я бросаю взгляд на часы и запираюсь в ванной, надеясь, что мне оставили немного горячей воды. Однако это не так, и прием душа заканчивается довольно быстро.
Когда раздается стук в дверь, я уже вытираюсь.
– Почти закончила!
– Это всего лишь я. Мне пора.
– Ой! – Я обматываю полотенцем влажное тело и открываю дверь. – Думала, мы вместе поедем.
Саймон целует меня.
– Я же говорил, что сегодня должен выйти пораньше.
– Десять минут, и мы с Кэти будем готовы.
– Извини, мне действительно нужно идти. Я позвоню тебе позже.
Он спускается вниз, а я заканчиваю вытираться, злясь на себя из-за того, что расстроилась. Саймон всего лишь не пошел со мной на станцию, а я реагирую словно девочка-подросток, которая отталкивает джемпер своего бойфренда. Раньше Саймон работал посменно, освещая ранние и поздние выпуски новостей и время от времени дежуря по выходным. Несколько месяцев назад – в начале августа – положение дел изменилось, его перевели на постоянный график с понедельника по пятницу. Я думала, его это обрадует, но, вместо того чтобы наслаждаться совместными вечерами, он возвращался подавленным и ворчал:
– Не люблю перемены.
– Ну, попроси всё вернуть обратно.
– Это так не работает, – обрывал он меня. – Ты не понимаешь.
Он был прав: я не понимала. И сейчас не понимаю: почему не подождать нас с Кэти десять минут?
– Удачи! – кричит он Кэти, спускаясь по лестнице. – Срази их наповал!
– Нервничаешь? – спрашиваю я, пока мы идем к станции.
Молчание Кэти красноречивей любых слов. Она прижимает к себе портфолио с дюжиной фотографий, которые стоили целое состояние. На каждом снимке у Кэти новый наряд и новое выражение лица. Но на всех фотографиях она прекрасна. За них заплатил Саймон, это был сюрприз на ее восемнадцатилетие. Не думаю, что я когда-нибудь видела дочь такой же счастливой, как в тот день рождения.
– Не уверена, что вынесу еще один отказ, – тихо произносит она.
Я вздыхаю.
– Это нелегкое ремесло, Кэти. Боюсь, ты еще много отказов получишь.
– Спасибо. Приятно знать, что твоя собственная мать так в тебя верит. – Она встряхивает светлыми волосами, словно готова умчаться прочь. Только вот нам нужно в одну и ту же сторону.
– Не дуйся, Кэти. Ты же понимаешь, что я имею в виду.
У входа на станцию «Кристал Пэлас» играет на гитаре девушка с дредами, я здороваюсь с ней и достаю из кармана пальто монетку. Уличную музыкантшу зовут Меган, она чуть-чуть старше Кэти. Я знаю об этом, поскольку однажды с ней разговорилась. Девушка рассказала, что родители выгнали ее из дома и теперь она ночует у друзей, играет на улицах и отстаивает очереди в благотворительные фонды Норвуда и Брикстона, где раздают еду малоимущим.
– Холодно сегодня, правда? – Я бросаю десять пенсов в гитарный футляр, монетка ударяется о горсть других. Меган прерывается, чтобы поблагодарить меня, и легко подхватывает мелодию на следующем аккорде.
– Десять пенсов ей не помогут, мам.
Мы входим на станцию, и песня Меган затихает позади.
– Десять пенсов утром и десять вечером. Это фунт в неделю. – Я пожимаю плечами. – Пятьдесят с лишним фунтов в год.
– Ну, в таком случае это очень щедро. – Кэти на мгновение замолкает. – А почему бы не бросать по фунту каждую пятницу? Или не подарить ей на Рождество пачку банкнот?
Мы достаем проездные и проходим через турникеты к поездам надземки.
– Потому что так не создается ощущения, что я трачу слишком много, – отвечаю я, хотя причина в другом. Дело ведь не в деньгах, а во внимании. И так мне удается каждый день проявлять немного доброты.
В Ватерлоо мы выбираемся из вагона на платформу, толпа подхватывает нас и уносит к Северной линии.
– Честно, мам, не знаю, как ты проделываешь это каждый день.
– Привычка, – говорю я, хотя не столько привыкла, сколько смирилась. Езда в переполненном зловонном поезде – неотъемлемая часть работы в центре Лондона.
– Ненавижу. В среду или субботу вечером тут и так несладко, но ездить в час пик? Боже, это меня доконает.
Кэти работает в ресторане неподалеку от Лестер-сквер. Можно было бы найти место и поближе к дому, но ей, по ее собственным словам, нравится находиться в «сердце города». По мнению Кэти, рядом с Ковент-Гарден и Сохо легче встретить кинопродюсера или агента, чем в Форест-Хилл. Наверное, она права, хотя за восемнадцать месяцев ее работы официанткой подобное пока еще не случилось.
Но сегодня Кэти держит путь не в ресторан. Она едет на прослушивание, где представители очередного театрального агентства посмотрят на нее и – она очень надеется – согласятся нанять. Мне бы очень хотелось верить в это, но я реалистка. Кэти красива и талантлива, она замечательная актриса, но у девятнадцатилетней девушки из Пекхэма примерно столько же шансов добиться успеха, сколько у меня выиграть в лотерею. А я даже лотерейных билетов не покупаю.
– Обещай, что, если не выгорит, ты хотя бы подумаешь про курсы секретарей, о которых я тебе говорила.
Кэти бросает на меня высокомерный взгляд.
– Просто чтобы у тебя была какая-то опора.
– Спасибо, что веришь в меня, мам.
На станции «Лестер-сквер» нас подхватывает толпа. Перед турникетами мы ненадолго разделяемся, а пройдя их, я вновь нахожу дочь и сжимаю ее ладонь.
– Я просто практична, вот и всё.
Кэти сердится на меня, и я ее не виню. Зачем было именно сейчас заводить разговор о курсах секретарей? Я смотрю на часы.
– До прослушивания еще сорок пять минут. Давай угощу тебя кофе.
– Мне хочется побыть одной.
«Поделом», – думаю я, но Кэти замечает боль в моих глазах.
– Просто чтобы текст повторить.
– Конечно. Ну, тогда удачи. Я серьезно, Кэти. Надеюсь, все пройдет великолепно.
Провожаю ее взглядом, сожалея, что не могу просто порадоваться за дочку и подбодрить, как сделал Саймон перед уходом на работу.
