Я смеюсь.
– Не уверена, что у меня для этого подходящая внешность. Штука в том, что я узнала женщину на одной из реклам.
– Узнала? Хочешь сказать, это кто-то из знакомых?
Качаю головой.
– Нет, ее фото я видела в другой газете. В статье о преступлениях в метро. Я рассказала об этом полиции. – Стараюсь говорить спокойно, но голос срывается. – Мне страшно, Саймон. А что если на снимке из пятничного номера действительно была я?
– Это не так, Зоуи. – На лице Саймона беспокойство, но не потому, что кто-то поместил мое фото в газету, а потому, что я думаю, будто так и оно есть.
– Я ничего не выдумывала.
– Может, у тебя стресс из-за работы? Или из-за Грэхема?
Саймон считает, что я схожу с ума. И я начинаю думать, что он прав. Тихо произношу:
– Та женщина действительно была похожа на меня.
– Я знаю.
Он откладывает в сторону нож с вилкой.
– Вот что я тебе скажу: допустим, это была твоя фотография.
Именно так Саймон решает проблемы – докапывается до самой сути. Пару лет назад на нашей улице произошла кража со взломом. Кэти убедила себя, что в следующий раз влезут в наш дом, и эта мысль не давала ей уснуть. А когда Кэти наконец засыпала, ей снились кошмары, и она просыпалась с криком, уверенная, что в комнате кто-то есть. Я впала в полнейшее отчаяние. Все перепробовала. Даже сидела с ней, как с маленькой, и ждала, пока дочка уснет. Саймон выбрал более практичный подход к делу. Он отвез Кэти в строительный магазин, где они купили оконные замки, сигнализацию и дополнительный засов для садовой калитки. Потом вместе обезопасили весь дом, даже покрыли водосточные трубы специальным составом, который не позволил бы по ним забраться. Кошмары мгновенно прекратились.
– Ладно, – говорю я, находя эту игру до странного веселой. – Допустим, на фотографии действительно была я.
– Откуда тогда она взялась?
– Не знаю. Задаю себе тот же вопрос.
– Но ведь ты заметила бы, что тебя фотографируют?
– А вдруг кто-то использовал длиннофокусный объектив, – отвечаю я, понимая, как нелепо это звучит. Что дальше? Папарацци прячутся возле дома? Мимо меня проносится мотоциклист, а фотограф за его спиной свешивается на одну сторону, пытаясь сделать удачный снимок для сенсации в газете? Саймон не смеется, но когда я со смущенной улыбкой признаю абсурдность такого предположения, на его лице тоже появляется улыбка.
– Кто-то мог украсть твое фото. – Он снова становится серьезен.
– Да! Это выглядит вполне возможным.
– Хорошо, давай представим, что кто-то использовал твою фотографию для рекламы своей фирмы. – От такого рационального и бесстрастного подхода к делу я постепенно успокаиваюсь, чего Саймон с самого начала и добивался. – Это ведь кража персональных данных, верно?
Я киваю. У ситуации теперь есть название – к тому же такое знакомое, – и она словно отстраняется от меня. Каждый день происходят сотни – возможно, тысячи – случаев мошенничества с персональными данными. В «Хэллоу и Рид» нам приходится быть очень осторожными – несколько раз проверять удостоверения личности и принимать только оригиналы или заверенные копии. Взять чужую фотографию и выдать за свою – пугающе легко.
Саймон продолжает осмыслять произошедшее с рациональной точки зрения.
– Подумай вот о чем: могло ли это тебе на самом деле навредить? Серьезно навредить, как, скажем, если бы кто-то открыл от твоего имени банковский счет или подделал твою кредитку?
– Это совсем жутко.
Саймон подается вперед и накрывает ладонями мои руки.
– Помнишь, у Кэти в школе были проблемы с девчонками?
Я киваю. Одно упоминание той истории наполняет меня гневом. Когда Кэти исполнилось пятнадцать, над ней издевались три сверстницы. Завели от ее имени аккаунт в «Инстаграм» и выкладывали фотографии, где с помощью компьютерной программы приставляли голову Кэти к разным телам. Голых мужчин и женщин. Мультяшных героев. Инфантильная, ребяческая выходка, которая забылась еще до конца семестра, но Кэти была раздавлена.
– И что ты ей сказала?
«Слово не обух, в лоб не бьет, – объясняла я тогда дочери. – Не обращай на них внимания».
– Насколько я понимаю, – продолжает Саймон, – существуют две возможности. Либо на фото просто какая-то похожая женщина, хотя и близко не такая красивая…
Комплимент неуклюжий, но я все равно улыбаюсь.
– …либо это кража личных данных, которая раздражает, но вреда для тебя не несет.
С его логикой невозможно спорить. Но тут я вспоминаю о Кейт Тэннинг, она – мой туз в рукаве.
– У женщины, которую я видела в газете, украли ключи в метро.
На лице Саймона замешательство, он ждет продолжения.
– Это произошло после того, как ее фото появилась в рекламе. Точно так же, как и мой снимок. Снимок похожей на меня женщины, – поправляюсь я.
– Совпадение! Скольких из наших знакомых обчищали в метро? И со мной такое случалось. Такое каждый день случается, Зоуи.
– Да, наверное.
Я знаю, о чем думает Саймон. Ему нужны доказательства. Он журналист и имеет дело с фактами, а не с догадками и паранойей.
– Как считаешь, газета станет это расследовать?
– Какая газета? – Он видит выражение моего лица. – Моя? «Телеграф»? Ой, Зоуи, вряд ли.
– Почему?
– Это не вполне сюжет. То есть, я понимаю твое беспокойство, произошла действительно странная вещь, но на новость она не тянет, если ты меня понимаешь. Кражей документов, честно говоря, никого не удивить.
– Но ты ведь мог бы предложить такую историю? Выяснить, кто за этим стоит?
– Нет.
Его резкий ответ ставит точку, и я жалею, что вообще заговорила об этом. Раздула из мухи слона и сама себя с ума свела. Я съедаю кусочек чесночного хлеба и доливаю вина в бокал. Сама не заметила, как допила. Нужно что-то делать со своей тревожностью. Медитировать. Заниматься йогой. Я становлюсь неврастеничкой, не хватало еще, чтобы это повлияло на наши отношения.
– Кэти рассказала тебе о прослушивании? – спрашивает Саймон.
Я благодарна ему и за смену темы, и за нежность в голосе. Значит, он не рассердился на меня за паранойю.
– Она не отвечает на сообщения. Сегодня утром я сказала ей кое-что глупое.
Саймон поднимает бровь, но я не вдаюсь в подробности.
– А когда ты с ней разговаривал? – спрашиваю, стараясь, чтобы в моем голосе не звучала горечь.
Некого винить в молчании Кэти, кроме самой себя.
– Она мне написала.
Из-за меня Саймон теперь чувствует себя неловко. Я спешу его успокоить:
