– Здорово, что она захотела с тобой поделиться. Честно. Думаю, это просто замечательно.
Я и в самом деле так считаю. Еще до переезда Саймона, но когда у нас все уже было серьезно, я нарочно пыталась почаще оставлять его наедине с детьми. Вспоминала о какой-нибудь вещи, забытой наверху, или шла в туалет, когда в этом не было необходимости. Надеялась, что вернусь и застану их за непринужденной беседой. Мне обидно, что Кэти не написала мне, но я рада, что она захотела поделиться с Саймоном.
– И что там с работой?
– Я почти ничего не знаю. Агентство не предложило ей свои услуги, но она завела полезные контакты. И, похоже, в этом есть доля правды.
– Замечательно!
Мне хочется выхватить телефон и написать Кэти, как я горжусь ею, но усилием воли останавливаю себя. Лучше поздравлю ее лично. Я начинаю рассказывать Саймону о новом кафе Мелиссы и контракте Нила в здании парламента. До появления десерта мы успеваем заказать вторую бутылку вина, и за пудингом я уже хихикаю над историями Саймона из тех времени, когда он работал младшим репортером.
Саймон оплачивает счет, оставляя щедрые чаевые. Он собирается поймать такси, но я его удерживаю.
– Давай пройдемся.
– Но на такси мы меньше десятки потратим.
– Я просто хочу прогуляться.
Мы идем пешком. Я беру Саймона под руку. Мне не важна стоимость поездки, я просто хочу еще немного продлить этот вечер. На перекрестке Саймон целует меня. Поцелуй все длится и длится. Мы даже не замечаем, как зажигается и гаснет зеленый сигнал светофора, приходится снова нажимать кнопку.
Похмелье будит меня в шесть утра. Я спускаюсь вниз за водой и аспирином, включаю «Скай Ньюс», наполняю стакан под краном и жадно пью. Затем снова наливаю воды и опять пью, держась за край раковины, поскольку меня шатает. Вот именно поэтому я редко притрагиваюсь к спиртному в будни.
На столе сумочка Кэти. Когда мы с Саймоном прошлым вечером вернулись домой, дочка была уже в постели. Мы даже похихикали над иронией ситуации, пытаясь никого не разбудить, пока поднимались наверх. Рядом с чайником лежит сложенный пополам листок бумаги с надписью «Маме». Жмурясь от головной боли, я открываю записку.
«Мне дали первую роль! Не могу дождаться, чтобы все тебе рассказать. Люблю. Чмоки-чмоки».
Несмотря на похмелье, я улыбаюсь. Она меня простила. Нужно будет проявить бешеный восторг, когда Кэти станет рассказывать о новой работе. Никаких упоминаний о курсах секретарей или запасных вариантах. Интересно, что ей предложили: подработку или настоящую роль? Наверное, что-то в театре. Хотя я позволяю себе пофантазировать и представляю, что Кэти получила место в каком-нибудь длиннющем сериале на телевидении и скоро ее имя прославится.
Диктор «Скай Ньюс» Рэйчел Лавлок рассказывает об убийстве женщины из Масвелл Хилл. Наверное, Кэти могла бы стать ведущей. Внешность у нее определенно подходящая. Читать новости ей не захотелось бы, но вот, например, вести музыкальную программу или развлекательную передачу вроде «Вольных женщин» или «Шоу-Один» – это вполне для нее. Я снова наливаю воды в стакан и, облокотившись на стол, смотрю в экран телевизора.
Там уже не студия, а репортаж с места событий. Рэйчел Лавлок сменила репортерша в теплом пальто, которая с серьезным выражением лица рассказывает о происшествии. Пока она говорит, на экране появляется фотография жертвы. Ее звали Таня Бекетт, и она выглядела ненамного старше Кэти, хотя, по словам репортерши, убитой было двадцать пять. Она не вернулась с работы, и ее бойфренд поднял тревогу, а вчера ночью тело Тани Бекетт нашли в парке. В ста ярдах от собственного дома.
Возможно, дело в похмелье или в том, что я не до конца проснулась, но я целую минуту смотрю на фотографию на экране, прежде чем в голове что-то щелкает. Темные волосы, улыбчивое лицо, пышная фигура. Цепочка с серебряным крестиком.
И тут до меня доходит.
Это она была во вчерашнем объявлении.
* * *
Как быстро ты бегаешь?
Когда это действительно нужно?
На каблуках, в узкой юбке, с сумкой, которая бьет тебя по бедру. Как быстро?
Когда нужно домой, а ты опаздываешь на поезд и мчишься по платформе, имея в запасе жалкие секунды. Как быстро ты будешь бежать?
И что, если ты бежишь не за поездом, а спасая свою жизнь?
Если ты поздно вышла с работы и вокруг никого? Если твой телефон разрядился и никто не знает, где ты? Если шаги за спиной все ближе и ты знаешь – поскольку проделываешь этот путь каждый день, – что сама по себе, что между платформой и выходом ни души?
Если чувствуешь на шее чужое дыхание, и паника нарастает, и темно, и холодно, и сыро?
Если вас тут лишь двое?
Только ты и тот, кто гонится за тобой. Кто бы за тобой ни гнался.
Как быстро ты тогда побежишь?
Это не важно.
Потому что всегда есть тот, кто бегает быстрее.
8
Келли зажали рот. Она чувствовала на лице чужую ладонь, ощущала вкус пота с пальцев, которые проскальзывали между ее губ. Кто-то тяжелый навалился сверху и коленом заставил раздвинуть ноги. Келли попыталась закричать, но звук застрял в горле, а сердце наполнилось паникой. Она старалась вспомнить полицейскую подготовку – приемы самообороны, которым их учили, – но в голове было пусто, а тело оцепенело.
Рука исчезла, но передышка была недолгой. Вместо ладони к ее губам прижался чей-то рот, чужой язык прорывался внутрь.
Она слышала дыхание – тяжелое, возбужденное – и ритмичный стук.
– Келли.
Стук усилился.
– Келли. Ты в порядке?
Дверь спальни распахнулась. Давление исчезло, и Келли наконец смогла глотнуть воздуха.
– У тебя опять кошмар.
Келли старалась отдышаться. В комнате было темно, и свет из коридора очерчивал силуэт в дверном проеме.
– Сколько времени?
– Половина третьего.
– Боже, прости меня. Я тебя разбудила?
– Нет, я только вернулась со смены. Ты в порядке?
– Да. Спасибо.
Дверь закрылась. Келли лежала в темноте, чувствуя, как по груди струится пот. Десять лет прошло с тех пор, как она сидела, держа Лекси за руку, слушала то, что сестра рассказывала полицейскому, а потом – позже – наблюдала на экране, как показания записывали на видео. Как плакала ее близняшка, описывая каждую мелочь, каждую унизительную и болезненную подробность.
– Я не хочу, чтобы мама с папой всё это услышали, – говорила тогда Лекси.
Однажды, много лет спустя, Келли спросила сестру, бывают ли у той кошмары. Спросила небрежно, словно это только что пришло ей в голову. Словно сама она не просыпалась от ощущения мужского тела, которое давит на грудь, и пальцев, пытающихся забраться ей в рот.
