Не знаю, когда сын начал воровать, но тот случай был уже не первым – это совершенно ясно. Ведь в первый раз крадешь что-то маленькое, верно? Упаковку конфет или компакт-диск. Но не двадцать пять пачек бритвенных лезвий. Особенно если ты слишком молод, чтобы бриться. И не будешь носить куртку с аккуратно распоротой подкладкой, куда так удобно прятать контрабанду.
Об остальных кражах Джастин ни слова не сказал. Признался в этой, но не выдал ни для кого творил подобное, ни что сделал с бритвами. Он отделался предупреждением, от которого отмахнулся, как от нагоняя в школе.
Мэтт пришел в ярость:
– Это навсегда останется в твоем досье!
– На пять лет, – поправила я, пытаясь вспомнить, что мне говорили в органах опеки. – Затем запись исчезнет, и он должен будет о ней сообщать только по прямому требованию работодателя.
Мелисса, конечно же, знала о краже. И о драках, в которые Джастин ввязывался, и о найденном в его комнате пакетике с травкой, который меня очень встревожил. Помню, она налила мне бокал вина и сказала:
– Джастин еще ребенок. Он это перерастет.
Так и произошло. Или он просто научился не попадаться. В любом случае, с тех пор как Джастину исполнилось девятнадцать, полицейские в нашу дверь не стучались. Я представляю, как сын в одном из шикарных фартуков Мелиссы делает сандвичи, беседуя с клиентами, и невольно улыбаюсь.
Дежурный офицер сидит за стеклянной перегородкой вроде тех, которые можно увидеть на почте. Говорить с ним можно через щель, куда пролезут разве что документы или маленькие кусочки потерянного имущества.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спрашивает полицейский таким тоном, словно помогать мне – последнее, чего ему хочется.
От боли в голове туман, и язык едва слушается.
– У меня есть информация об убийстве.
На лице дежурного офицера появляется легкий интерес.
– Продолжайте.
Я пропихиваю в щель вырезку из газеты. В углу между стойкой и стеной приклеен кусочек затвердевшей жевательной резинки. Кто-то раскрасил ее синей ручкой.
– Это сообщение из сегодняшней «Лондон Газетт» об убийстве в Масвелл-Хилл.
Офицер просматривает первый абзац, его губы слегка шевелятся. На столе рядом с ним потрескивает рация. Особенных подробностей в газете нет. Таня Бекетт работала помощницей учителя в начальной школе на Холлоуэй-роуд. Около пятнадцати тридцати она садилась на поезд Северной линии, ехала от Арчуэй до Хайгейт, затем пересаживалась на сорок третий автобус до Крэнли Гарденс. «Я собирался встретить ее у автобуса, – рассказал ее парень, – но шел дождь, и она сказала, чтобы я оставался дома. Все бы сделал, чтобы вернуть время назад». На фотографии он обнимает Таню, а я не могу избавиться от мысли, что, возможно, смотрю на убийцу. Ведь они все говорят что-то похожее, правда? И чаще всего жертва оказывается знакома с тем, кто на нее напал.
Я просовываю в щель вторую вырезку.
– А это объявление из вчерашней «Газетт».
Перед глазами начинают плясать белые пятна, я моргаю, чтобы избавиться от них. Затем прикладываю ко лбу пальцы, а когда отнимаю, они продолжают гореть от жара.
Дежурный переводит взгляд с одной вырезки на другую. У него бесстрастное лицо человека, который уже все в жизни видел. А вдруг сейчас скажет, что я просто вообразила себе сходство женщин на снимках и темноволосая девушка с распятием на шее вовсе не Таня Беккет?
Но полицейский ничего подобного не говорит. Он берет трубку, нажимает ноль и, не сводя с меня глаз, ждет ответа диспетчера. Затем, по-прежнему глядя на меня, произносит:
– Соедините меня с инспектором Рампелло, пожалуйста.
Пишу Грэхему, что кое-что случилось и на работу я не вернусь. Затем прислоняюсь головой к прохладной стене, пью теплую воду и жду, пока кто-нибудь придет и поговорит со мной.
– Простите, – извиняется дежурный через час. Он сказал, что его зовут Дерик, но называть его по имени – это слишком фамильярно. – Не знаю, что его задержало.
«Его» – это инспектора Ника Рампелло, который должен приехать на Кэннон-стрит из какого-то ОРУ. Дерек сначала назвал эти буквы, а потом извинился за профессиональный жаргон.
– Отдел по расследованию убийств. Подразделение, которому поручено расследовать смерть этой юной леди.
Я не могу справиться с дрожью и продолжаю смотреть на две фотографии Тани. Сначала ее снимок появился в «Газетт», а потом она оказалась задушенной в парке Масвелл-Хилл. Что же произошло между этими событиями?
А если теперь моя очередь?
В прошлую пятницу в «Газетт» была моя фотография. Я сразу это поняла и зря позволила себя разубедить. Если бы немедленно пошла в полицию, то, возможно, смогла бы что-то изменить.
Тут должна быть какая-то связь. Таню Бекетт убили через двадцать четыре часа после того, как было напечатано объявление. У Кейт Тэннинг через восемь часов после публикации ее фото украли ключи. Собственный снимок я увидела пять дней назад. Сколько времени пройдет, прежде чем со мной что-нибудь случится?
Входит мужчина, чтобы предъявить водительские права.
– До чего пустая трата времени, – громко рассуждает он, пока дежурный методично заполняет бланк. – Моего и вашего.
Он смотрит на меня, словно в надежде найти сочувствие, но я молчу. Дерек тоже ничего не говорит, лишь заглядывает в права и очень неторопливо переписывает данные. Подозреваю, что это он нарочно. Дерек мне определенно нравится.
Дело окончено, и мужчина убирает права в бумажник.
– Большое спасибо, – с сарказмом произносит он. – Именно так я и люблю проводить свой обеденный перерыв.
Его сменяет женщина с орущим младенцем, которая ищет дорогу, а затем пожилой мужчина, потерявший кошелек.
– В банке он был при мне. И когда вышел из метро, тоже. Но где-то между этим местом и рекой… – он оглядывается по сторонам, словно кошелек может внезапно появиться в полицейском участке, – пропал.
Я закрываю глаза и принимаюсь сожалеть, что не пришла сюда по такой же прозаичной причине, а значит, не смогу уйти, всего лишь слегка раздраженная.
Дерек записывает личные данные посетителя и описание его пропажи. Я заставляю себя глубоко дышать. Хорошо бы инспектору Рампелло поторопиться.
«Кошелек» уходит, и спустя час раздается наконец звонок телефона. Дерек берет трубку.
– Вы уже едете? Просто она ждет с самого обеда. – Он смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. – Верно. Конечно. Я ей передам.
– Он не приедет, да? – Мне до того плохо, что даже нет сил рассердиться из-за напрасно потраченного времени. Ведь все равно делать было нечего.
– Похоже, у него какие-то неотложные дела. Как вы понимаете, отдел происшествий перегружен. Инспектор просил передать свои извинения и сказал, что будет на связи. Я дам ему ваш номер. – Дерек, прищурившись, смотрит на меня. – Вы неважно выглядите, милая.
