– Да, на телефон. В любом случае он тут же написал, что выглядишь ты идеально. А твой голос я уже слышал – помнишь, в очереди на прослушивание ты разговорилась с соседкой? – и просто нутром почуял, что ты – та самая шекспировская героиня, которую я искал.
– Все хорошо, что хорошо кончается
[4], – улыбается Саймон.
– Даже очень хорошо! – говорит Айзек, и все они начинают смеяться.
Затем Кэти смотрит на часы.
– Нам пора идти.
– Я привезу ее после репетиции, миссис Уокер. Насколько понимаю, вы слегка беспокоитесь из-за того, что ей приходится поздно вечером возвращаться на метро.
– Это очень любезно с вашей стороны.
– Ну что вы. Лондон не самое безопасное место для одинокой женщины.
Айзек мне не нравится.
Мэтт обычно насмехался над моими поспешными выводами о людях, но первое впечатление – очень важная вещь. Я наблюдаю сквозь окно гостиной, как Айзек и Кэти проходят добрую сотню ярдов до места, где ему удалось припарковаться. У машины этот режиссер кладет руку на талию моей дочери, затем наклоняется, чтобы открыть пассажирскую дверь. Не могу понять, что именно мне в нем не нравится, но мое чутье просто вопит.
Всего несколько дней назад я решила больше поддерживать Кэти, и, если теперь скажу что-нибудь об Айзеке, она увидит в этом очередные нападки на выбранную ею карьеру. Мне не победить. Но, по крайней мере, сегодня она будет возвращаться домой не одна. Утром в новостях по радио сообщали об изнасиловании, и я не могла не думать: «А что если прежде фотография жертвы появлялась в рекламе?» Саймон обычно приносит с работы «Газетт», но на этой неделе он возвращался с пустыми руками. Знаю, ему хочется, чтобы я забыла об этих объявлениях. Но я не забуду. Не смогу.
В пятницу Саймон провожает меня до работы.
– Просто на случай, если ты все еще неуверенно держишься на ногах, – сказал он, когда мы проснулись.
Всю дорогу он держит меня за руку. В поезде на Окружной линии я замечаю оставленный кем-то номер «Газетт». Решительно отворачиваюсь и прижимаюсь лицом к рубашке Саймона. Затем, отпустив поручень, обхватываю его за талию и позволяю держать равновесие за нас обоих, когда поезд замедляет ход перед остановками. Мы не разговариваем, но я слышу, как бьется его сердце. Сильно и ровно.
Перед зданием, в котором расположен «Хэллоу и Рид», Саймон целует меня.
– Из-за меня ты опоздал на работу, – говорю я.
– Плевать.
– У тебя не будет неприятностей?
– Оставь это мне. Это ничего, что я сейчас уйду? Если хочешь, зависну где-нибудь поблизости.
Он машет в сторону кофейни на другой стороне улицы, и я улыбаюсь, представляя, как Саймон ждет меня весь день, словно телохранитель.
– Со мной все будет в порядке. Попозже созвонимся.
Мы снова целуемся, затем он дожидается, пока я благополучно усядусь за свой стол, машет рукой и направляется к метро.
Как только Грэхем уходит на просмотры, я сворачиваю сайт по недвижимости, в котором обновляла список объектов, и щелкаю на поисковик. Набираю: «Преступление в Лондоне» и кликаю по первой же ссылке. Сайт называется «Лондон 24» и обещает самую свежую информацию о преступлениях в столице.
«В Западном Далвиче застрелили подростка».
«В парке Финсбери найден едва живой мужчина с загадочными ожогами».
Вот почему я не читаю газет. Обычно не читаю. Я знаю, что подобные вещи случаются, но не хочу о них думать. Не хочу думать о том, что Джастин и Кэти живут в мире, где зарежут и глазом не моргнут.
«Бывший игрок Премьер-лиги сознался, что ездил по Ислингтону в нетрезвом состоянии».
«Чудовищное нападение на пенсионерку в Энфилде».
Я вздрагиваю от фотографии восьмидесятичетырехлетней Маргарет Прайс, которая вышла из дома за пенсией, а обратно так и не вернулась. Начинаю искать информацию о Тане Беккет. В одной из статей есть ссылка на «Фейсбук», и я перехожу по ней. Меня встречает фраза «Таня Беккет, покойся с миром». Страница заполнена эмоциональными посланиями от друзей и родных. В некоторых имя Тани подчеркнуто, и я понимаю, что эти люди отметили ее личную страничку. Машинально кликаю по ссылке и невольно вздыхаю – в день своей смерти Таня опубликовала последнее сообщение.
«Осталось 135 дней!»
Сто тридцать пять дней до чего?
Ответ нахожу чуть ниже, в посте с надписью «Как насчет этого, девочки?». Фотография – скриншот мобильного телефона. Сверху виден уровень заряда батареи. На снимке платье подружки невесты, в спешке выхваченное из интернета. И отмечены три женских имени.
Таня Бекетт умерла за сто тридцать пять дней до своей свадьбы.
Я смотрю на список ее друзей. На иконках лица однотипных девушек – сплошь светловолосых и белозубых. Мое внимание привлекает пожилая женщина с такой же, как у Тани, фамилией.
У Элисон Бекетт тоже открытая страничка, и я сразу понимаю, что на фото мать Тани. Последний пост опубликован два дня назад.
«Небеса обрели еще одного ангела. Покойся с миром, моя прекрасная девочка. Спи спокойно».
Чувствуя себя непрошеной гостьей, я закрываю «Фейсбук» и задумываюсь об Элисон и Тане Беккет. Представляю, как они вместе планируют свадьбу, покупают платья, пишут приглашения. Вижу Элисон в ее доме, она сидит на том же темно-красном диване, что и на фотографии в профиле, поднимает трубку телефона, слушает слова полицейского, но не воспринимает их. Нет, только не ее дочь, только не Таня.
В груди становится больно, я плачу, но сама не знаю из-за чего: из-за девушки, которую никогда не видела, или из-за того, что слишком легко могу вообразить на ее месте свою дочь.
Мой взгляд падает на визитку, приколотую в углу доски для записок.
«Констебль Келли Свифт. Британская транспортная полиция».
По крайней мере, она слушала.
Я вытираю глаза и нос. Делаю глубокий вдох. Беру трубку.
– Констебль Свифт слушает.
На заднем фоне шумят машины, затихает сирена скорой помощи.
– Это Зоуи Уокер. Помните, с объявлениями из «Лондон Газетт»?
– Да, помню. Боюсь, я ничего больше не выяснила, но…
– Я выяснила, – прерываю ее. – Убита еще одна женщина из рекламы. И никого, похоже, не волнует, кто может оказаться следующей.
Секундная пауза, а затем констебль Свифт произносит:
– Меня волнует. – И твердо добавляет: – Мне не все равно. Расскажите всё, что знаете.
11
Только к полудню Келли удалось вернуться в отделение и выяснить номер старшего инспектора Ника Рампелло. Сначала ее перенаправили на горячую линию – телефон доверия, принимавший звонки от тех, у кого была информация об убийстве Тани Бекетт.