Туда.
Дверь в подсобное помещение была потертой снизу, там, где люди толкали ее ногами, а уголки плаката, призывавшего пассажиров сообщать о любых подозрительных предметах, отклеились. Вывеска предупреждала, что посторонним вход запрещен.
Келли дважды постучала, затем вошла. Она уже знала, что найдет внутри, но ее сердце все еще колотилось.
В подсобке не оказалось окон. Там было темно, у стены стояли стол и металлический стул, а напротив лежала стопка сложенных табличек. В углу располагалось желтое ведро на колесиках, наполненное грязной серой водой. Рядом на пластиковом ящике сидела молодая девушка с чашкой чая в руках. Даже без самоуверенного выражения и надутых губ с фотографии на сайте Кэти можно было узнать сразу. Ее густые мелированные волосы падали на плечи, мягкие складки белого пуховика делали фигуру крупнее, чем та была на самом деле.
Белая.
19 лет. Длинные светлые волосы, голубые глаза.
Синие джинсы, серые ботильоны, черная футболка с V-образным вырезом и большой серый кардиган с поясом. Белый пуховик до колен, тоже подпоясанный. Черная сумочка с позолоченной цепочкой.
Размер 8–10.
Позади Кэти стоял, прислонившись к стене, темноволосый широкоплечий мужчина. Он шагнул вперед и протянул Келли руку.
– Джон Чандлер, офицер под прикрытием, Британская транспортная полиция.
– Келли Свифт. – Она присела на корточки. – Привет, Кэти, я Келли, одна из детективов, которые занимаются этим делом. Ты в порядке?
– Думаю, да. Я волнуюсь за маму.
– Полицейские уже едут туда. – Она сжала руку Кэти. – Ты отлично справилась.
Констебль Чандлер сообщил по рации, что девушка в безопасности, а затем подтвердил подозрения Келли: Зоуи удерживала в плену Мелисса Уэст, владелица нескольких лондонских кафе, в том числе «Эспресс, О!».
– Это было ужасно. – Кэти посмотрела на Джона. – Я не знала, верить вам или нет. Когда вы начали шептать мне на ухо, я захотела убежать. Подумала: «А что, если он вовсе не коп под прикрытием? Что, если это всего лишь ширма?» Но поняла, что должна довериться вам. Я боялась, что Мелисса обо всем догадается и навредит маме.
– Ты великолепно справилась, – ответил Джон. – Спектакль, достойный «Оскара».
Кэти попыталась улыбнуться, но Келли видела, что девушку все еще трясет.
– Мне не пришлось особенно играть. Хоть вы и объяснили, что должно происходить, в ту минуту, как втолкнули сюда, я решила, что все ваши слова – ложь. Решила, что всё. Игра закончена.
– Прости, что заставили тебя пройти через это, – сказала Келли. – Мы знали, что система видеонаблюдения взломана, но нам не был известен точный масштаб – как много можно увидеть. А когда обнаружили твой профиль на сайте, поняли, что должны вытащить тебя из метро в целости и сохранности. Не подпустив тех, кто может захотеть причинить тебе вред. И не дав Мелиссе понять, что мы ее вычислили.
– Сколько нам еще ждать здесь?
– Извини, нужно получить подтверждение из диспетчерской, что они переключили канал видеонаблюдения.
Крейг быстро откликнулся на опасения Келли насчет того, что Мелисса могла увидеть, как Кэти и констебль Чандлер покидают комнату. Тогда прикрытие было бы сорвано. Крейг переключил прямую трансляцию на запись за те же часы, но днем раньше. Потоки пассажиров на «Лестер-сквер» в это время были примерно похожими, поэтому риск, что Мелисса заметит разницу, оказывался невелик. Келли надеялась, что он прав.
– Теперь всё в порядке, мы можем уйти, и она нас не увидит.
Когда Келли открыла дверь, с треском ожила ее рация. Оттуда раздалось:
– Требуется скорая на Анерли-роуд. Срочно.
Глаза Кэти расширились.
– Передайте, чтобы не шумели и не показывались, пока не доберутся до нужного адреса, – продолжал голос.
– Это просто мера предосторожности, – поспешно произнесла Келли, когда глаза девушки начали наполняться слезами. Затем уменьшила громкость рации до едва слышного шепота. – С твоей мамой все в порядке.
– Откуда вам знать?
Келли открыла было рот, чтобы произнести еще несколько банальных слов утешения, но тут же снова его закрыла. По правде говоря, она не знала даже, жива ли еще Зоуи Уокер.
39
Кровь повсюду. Она хлещет из шеи Мелиссы, заливает стол и окрашивает ее блузку в малиновый цвет. Пальцы Мелиссы разжимаются, и нож, который она держала, со стуком падает на пол.
Меня начинает трясти. Я смотрю вниз и понимаю, что тоже вся в крови. Все еще сжимаю нож в правой руке, но адреналин, который почувствовала, ударив Мелиссу, схлынул. Теперь у меня кружится голова. Я сбита с толку. Если она набросится на меня, не смогу ее остановить. Во мне ничего не осталось. Наклоняюсь, срываю с лодыжек остатки клейкой ленты, опрокидываю стул, чтобы отодвинуться от Мелиссы.
Не стоило волноваться. Она обеими руками зажимает горло в тщетной попытке остановить поток крови, которая пульсирует между пальцами и струится по ладоням. Мелисса открывает рот, но издает лишь хриплое бульканье. Ее губы покрывает красная пена. Мелисса встает, но ноги ее не слушаются, и она шатается, точно пьяная.
Я закрываю лицо руками, слишком поздно осознавая, что они запачканы кровью. По моим щекам размазываются багровые пятна. Они складываются в тусклые тени, которые заметны боковым зрением. Нос наполняет металлический запах, от которого сжимается желудок.
Я молчу. А что тут сказать?
Прости?
Но я не сожалею. Меня переполняет ненависть.
Этой ненависти оказалось достаточно, чтобы зарезать женщину, которую я считала своей подругой. Этой ненависти достаточно, чтобы смотреть теперь, как она пытается вздохнуть, и оставаться равнодушной. Этой ненависти достаточно, чтобы стоять в стороне, пока ее губы синеют, а неумолимый поток крови стихает и замедляется. Минуту назад кровь била фонтаном, а теперь тихо вытекает, почти иссякнув. Кожа Мелиссы сереет. Оболочка умирает, живы лишь глаза. Я ищу в них раскаяние или гнев, но ничего не вижу. Мелиссы уже нет.
Она падает. Но не на колени. Она не шатается, не цепляется за стол, как в кино, не тянется, чтобы схватить меня и утащить за собой. Нет, Мелисса валится навзничь, точно срубленное дерево. И с таким грохотом ударяется головой об пол, что во мне вспыхивает нелепая тревога: не ушиблась ли она?
А после замирает: руки раскинуты в стороны, лицо пепельное, глаза широко распахнуты и слегка выпучены.
Я ее убила.
Только теперь приходит сожаление. Не из-за совершённого преступления. И даже не из-за того, что я смотрела, как женщина тонет в собственной крови. Нет. Я сожалею, что она так и не предстанет перед судом. Даже умерев, она победила.
Опускаюсь на пол. Чувствую себя настолько опустошенной, будто из меня тоже вся кровь вытекла. Ключ от двери лежит в кармане Мелиссы, но я не хочу прикасаться к ее телу. Хоть в ней и не осталось признаков жизни – грудь не поднимается, воздух не покидает легкие с предсмертными хрипами, – не могу избавиться от мысли, что она внезапно поднимется и схватит окровавленными руками мои запястья. Мелисса лежит между мной и столом, а я сижу и жду, пока меня перестанет трясти. Через секунду мне придется осторожно обойти ее, набрать три девятки и рассказать полицейским о том, что я сделала.
