– Ты опять разорался, Этьен, – строго оборвал его Йост.
– О, простите, простите. – Этьен робко огляделся вокруг.
– Кстати, по зрелом размышлении я решил быть погребенным, – сказал я. – Это поможет делу?
– Нет, к сожалению. Никакой разницы.
Наступила тишина.
– Дорогой Этьен, так что же произойдет, если Артур умрет естественной смертью?
Хюммел снова немного ожил.
– Если это произойдет здесь, в Пюрмеренде, мне понадобится только заключение врача.
– Нет, Этьен, это произойдет во Франции, – с нажимом проговорил Йост. – Ну, я навел справки. Думаю, с фальшивым заключением французского врача можно доставить труп сюда.
Снова повисла тишина.
– Инфаркт или что-то вроде? – с надеждой в голосе вопросил Хюммел.
Йост предложил ему прогуляться, пока мы побеседуем с глазу на глаз. Оставшись одни, мы быстро приняли решение. Инфаркт, конечно, намного лучше, чем сложная авария, и с нашей стороны было чрезвычайно глупо не додуматься до этого самим.
В случае инфаркта Хюммел все равно может сказать Афре, что я выгляжу ужасно, весь посинел или что-то в таком духе, и лучше не открывать гроб. Между прочим, безопасности ради в списке последних пожеланий надо упомянуть, что я не желаю, чтобы кто-то видел меня мертвым.
«Хочу, чтобы в памяти людей сохранился образ живого и жизнелюбивого Артура». Звучит весьма недурно.
Через четверть часика вернулся Хюммел. Он явно взбодрился, услышав, что мы выбрали инфаркт.
– Устрою, устрою. Подходящий вариант. Удачный выбор. Могу я вас угостить? Выпьете что-нибудь?
– Есть одна загвоздочка, Этьен… – сказал Йост. – Раз дело несколько упростилось, цена, естественно, снижается.
– Но дело-то все равно нелегкое, – пискнул Этьен. – И очень рискованное.
– Да, но давайте договоримся прямо сейчас… дело упростилось на две тысячи евро.
Повисла пауза.
Хюммел вздыхал и потел.
– На тысячу?
– На две тысячи. Торг неуместен. И это я еще вам уступаю.
Снова глубокий вздох. Хюммел явно злился.
– Полторы тысячи.
– Две двести.
– О’кей. Две тысячи.
Мы помахали вслед господину Хюммелу. Йост излучал удовлетворенность.
– Я вдруг испытал такое сильное отвращение к нашему похоронщику, какое только в деньгах и выразишь. Везунчик ты, Артур, за две минуты заработал две тысячи евро.
Я предложил хотя бы разделить эту сумму на двоих. Йост предложил вложить ее в предприятие «Итальянские вылазки». На эти деньги мы закатим в Тоскане парочку веселых праздников.
80
– Послушай, Ааф, я собираюсь через некоторое время съездить с ребятами на недельку во Францию, поиграть в гольф.
– О!
– Да, это идейка Йоста. Его знакомые держат мотель на юге Франции.
– Идейка Йоста, говоришь…
– Ну да. Здорово, а?
– А мой отец? Может, он к тому времени умрет?
– В этом случае я останусь дома.
– И когда же состоится ваше веселое мероприятие?
– Где-то в начале июня.
Собственно, сначала я думал сообщить, что речь идет о двух гольф-турах, в начале июня и в конце июля, но в самый последний момент мне все же показалось более разумным повременить с сообщением о второй поездке. Ведь Афра не одобрит мои каникулы без нее из-за болезни отца, а уж заговорить сразу о двух поездках – значит обречь себя на ее многодневное ледяное молчание.
– По-моему, это очень плохой план, Артур.
– Так я и знал. Другого и не ожидал, Афра.
– А нельзя отложить отъезд? Непременно нужно ехать так скоро?
Я сочинил не слишком убедительные истории о французских знакомых Йоста, дескать, летом у них свободны всего несколько номеров, и о Ваутере, который якобы еще должен съездить с детьми в Таиланд. Нужно было лучше подготовиться, потому что Афру мои истории не впечатлили.
– Да-да, все это прекрасно, а тесть, который вот-вот умрет, значения не имеет.
– Имеет, конечно. Но, послушай, ведь еще не наверняка.
Она отвернулась и ушла в кухню. Ледяное молчание началось.
Жаль, что я атеист. Не верю в бога, а уж тем более в его наземный персонал. А то бы срочно сочинил кратенькую молитву: Господи, позволь Питу поскорей помереть, пожалуйста.
81
«Слушай свое сердце, оно всегда стучит».
Кафельная плитка с этим изречением уже много лет висит у нас в туалете.
Все это время мне и в голову не приходило прислушиваться к стуку своего сердца, да и Афре тоже. До сих пор моя жизнь подчинялась стремлению к праздности, а жизнь Афры – осторожности.
К тому же сердце дает мне довольно противоречивые указания. Сегодня оно говорит: «Поздравляю, Артур, у тебя роскошная перспектива вести безмятежную жизнь в Италии». Завтра оно шепчет: «Во что ты впрягся, Артур? К чему такая уйма хлопот? Плюнь ты на весь этот план!»
Последнему совету я следовать отказываюсь, чувствуя страшную неуверенность и одновременно находясь в состоянии эйфории. Сознательно или бессознательно, я уже зашел так далеко, что пути назад нет. И рогатка со стороны тестя меня уж точно не остановит.
В прошлую пятницу я обрисовал ситуацию Йосту и Ваутеру:
– Господа, весьма сожалею, но, возможно, понадобится более гибкий график наших гольф-туров.
Я увидел, что они многозначительно переглянулись.
– Не вздумай давать задний ход, трясогузка, – сердито сказал Йост.
Я объяснил, что мой тесть в очередной раз пытается доставить всем неприятность. Как раз сейчас он лежит на смертном одре.
Ваутер с ходу предложил решение:
– Ты мог бы просто придушить его подушкой. Две минуты – и готово. Смотри только, чтобы никто тебя не застукал.
– Надеюсь, это не понадобится. Либо он в начале июня настолько оклемается, что его можно будет сплавить в хоспис, либо он к тому времени помрет, и его успеют похоронить. Но я не могу оставить Афру, пока он в безнадежном состоянии лежит на смертном одре. Да и лежание на одре не может продолжаться вечно.
Мои приятели нехотя согласились составить, по возможности, гибкий график запланированных поездок.
XIII
Мы ехали на машине в супермаркет «Лидл», когда Артур сказал:
– Посмотри, как забавно! «Скидка для малышки». Самое оно для малышки.
Я выглянула из окна машины. В самом деле, на фасаде одного магазина огромными буквами было написано: «Детская свалка».
